Не верь, не бойся, не проси. Книга 3 - Морвейн Ветер

– Я не хочу говорить.

Сердце гулко стукнуло о рёбра.

– Но я знаю его?

– Да, – ответил Тук и повесил трубку.

Свободное время у Яны появилось только через две недели, и тут же начались звонки. Услышав один раз голос Рика, она сказала: «Я не могу тебя видеть. Прости», – и повесила трубку. Тогда звонить стали в дверь, но и дверь она не хотела открывать. Ей нечего было ему сказать.

Она не выдержала лишь на третий день, когда поняла, что оказалась в осаде в собственном доме. Разозлившись на себя саму, Яна вышла в прихожую и распахнула дверь, приготовившись резко отшить стоящего на пороге Рика, которого она больше не хотела называть мужем, но вместо этого увидела Яра. Тот стоял, прислонившись плечом к стене, и когда Яна попыталась захлопнуть дверь, просунул в щель ботинок.

– Надо поговорить, – сказал он.

– Нет, – ответила Яна, продолжая удерживать дверь.

– Яна, прости.

– Это ты устроил поджог?

– Яна, я сказал: прости! Я подарю тебе новый клуб, просто… Просто вернись.

Яна перестала удерживать дверь. Даже приоткрыла её чуть-чуть, чтобы заглянуть Яру в глаза. Сердце сдавила боль, какой она не испытывала ещё никогда.

– Яр, убирайся. Не хочу больше не видеть, не слышать о тебе никогда. Если ещё раз увижу тебя – пристрелю. И гори оно всё огнём.

Воспользовавшись замешательством Яра, она захлопнула дверь и, прислонившись к ней, сползла по стене вниз.

Яна пребывала в каком-то странном состоянии пустоты и бесчувствия. Она ходила по коридорам здания, которое не так давно было её клубом, рассматривала пустые почерневшие залы и пыталась представить, что вот, ещё месяц назад, здесь планировала открывать второй танцпол, а здесь – собиралась поставить столики для VIP-зоны.

Все эти планы казались далёкими и бессмысленными, как сон. Как и сама та жизнь, в которой она пыталась сочетать работу в клубе и у богатого бизнесмена, по пояс утонувшего в криминале.

Теперь она проснулась. Пробуждение не принесло радости. Глаза были сухими, и свет больно резал зрачки. Зато прошлое виделось неожиданно чётким, лишённым флёра влюблённости, сильных эмоций и бесконечной тоски, которая наполняла её все годы знакомства с Яром.

Хотелось смеяться, но не от радости. Просто что-то клокотало в горле и рвалось наружу. Может быть, это была злость.

Она закончила обход и остановилась посреди зала. Достала сигарету и закурила, размышляя о том, что делать теперь.

Начинать всё заново не хотелось. И даже не потому, что не хотелось заново отстраивать сгоревшие залы – напротив, мысль о том, что можно сделать здесь что-то совсем другое, скользила по коже свежим ветром.

Она не хотела снова проводить вечера в этих тёмных помещениях, где люди со стеклянными глазами извивались под жёсткие биты психоделики, не хотела слушать заунывные голоса рокеров, взывающих к тому, что, как она была уверена теперь, не существовало никогда.

Все эти обрывки слов, раньше казавшиеся ей искренними и болезненными, теперь выглядели обычной придурью, попыткой заработать деньги на чужой тоске.

Они напоминали о Рике. О том, как легко она обманулась, и о том, как не хотела обмануться опять.

Но ещё они напоминали и о Яре. О собственной боли, которая давно превратилась в иголки, которые Яна загоняла под ногти самой себе, получая какой-то извращённый кайф от собственной неприкаянности.

Боли Яна больше не хотела. Как не хотела и ставить свою жизнь в зависимость от другого – кем бы ни был этот другой.

Она затянулась, размышляя о том, что делать теперь. Она хотела бы пробить окна в этих глухих стенах и заставить свет выжечь плесень, скопившуюся внутри. Но и это был не выход. Что бы она ни сделала здесь, Яр всегда будет знать, что это место принадлежит ей. Яр всегда сможет причинить ей боль. Яна абсолютно отчётливо поняла вдруг, что стоит ей обрести что-то – или кого-то – это феерическое состояние лёгкости, овладевшее ею теперь, закончится. И она не хотела ничем владеть.

– Что будем делать? – эхом раздался голос из-за спины, вторивший её собственным мыслям.

Денис остался единственным, кто ещё ждал её решения. Наверное потому, что ему было просто стыдно бросать подругу одну.

– На ремонт денег хватит… Можно новогоднее парти закатить и вернуться с триумфом, не?

Денис сам не особо-то верил в то, что говорил. Вылететь из обоймы на полгода в этом бизнесе означало проиграть. Но Яна не стала с ним спорить. Ответила просто:

– Не хочу.

– Да это не конец, Ян…

Яна бросила на него взгляд через плечо.

– Хочешь, тебе продам?

Денис помолчал.

– Боишься, что опять сожгут?

– Не боюсь. Просто – не хочу.

Денис тоже потянулся за сигаретой и закурил, осмысливая про себя сказанное.

– У меня же крыши нет, – заметил неуверенно он.

– А у меня была, – ответила Яна. – Крыша и сожгла, – она хохотнула. Дикость происходящего по-прежнему не укладывалась в голове. – Ладно, – продолжила она, разворачиваясь и направляясь к выходу. – Если надумаешь – позвони.

Денис позвонил в конце недели. Покупать клуб он не хотел – то ли боялся, то ли не хватало денег. Вместо этого предложил договор о бессрочной аренде. Яне по-прежнему было всё равно. Планов у неё не было никаких. И потому она согласилась – тем более, что аренда давала приличный прожиточный минимум, который отодвигал необходимость решения проблемы вообще.

Яр больше не звонил и не приходил. Рик заглянул один раз, но после того, как дверь захлопнулась перед его носом, тоже всё понял.

А сама Яна снова погрузилась в непонятное смутное безвременье, в котором не происходило ничего.

Несколько дней она провела дома, но к концу третьего поняла, что стены давят на неё, снова возвращая к давно опостылевшим воспоминаниям.

Поразмыслив, она решила обзвонить старых друзей – звонила по списку, просто набирала подряд все номера, которые были в записных книжках и блокнотах. К её удивлению, больше половины её знакомых умерло и ещё столько же – покинуло страну.

Тогда же она нашла и дневник, который вела в первые месяцы жизни с Яром и который забросила, когда у неё появился клуб. Хотела было выбросить, но поняла, что не поднимается рука. Впрочем, и читать его не хотелось совсем. Она спрятала истерзанную временем тетрадку в ящик стола и снова о ней забыла. Если бы она и хотела – не смогла бы сейчас написать в неё ничего. Голова была абсолютно пуста.

Чтобы не утонуть в безвременье окончательно, Яна стала ходить гулять – пешком, без всякой цели. А чтобы оставить в памяти хоть что-то из увиденного – стала делать фотографии.