Пороки и их поклонники - Татьяна Устинова

– Конечно, умерла, – возразила Лизавета энергично, – ноничего плохого нет в том, что я пред вами появилась! Я вижу, трудно вам постичьвесь смысл того, что происходит. Хотела лишь поговорить немного. Вас напугать –и мысли не было такой!

– О господи, – проговорил Архипов и сильно ущипнул себя заруку. За ту самую, которой касался белый шарф. Потом еще раз.

– Зачем вы боль себе приносите щипками? – поинтересоваласьЛизавета.

– У меня что-то с головой, – признался Архипов.

– В порядке и душа, и голова отличном. И комплекс всехэнергий, и все планы бытия в гармонии между собой приятной.

Архипов застонал.

– Хотела благодарность выразить свою, – деловито продолжилаЛизавета и смахнула с коленки клейкую кленовую почку, – за то, что вы обещанноемне так выполняете усердно! Ведь только вы способны то постичь, чего никто насвете больше не способен!

– Чего… не способен? – выдавил Архипов. Лизавета вздохнула исняла ногу с ноги.

– Душа, – сказала она с пафосом, – душа должна затрепетать ивзмыть на крыльях радостных того, что…

– Моя душа? – перебил ее Архипов, несколько приходя в себя.– Лизавета Григорьевна, да что происходит-то?! Может, вы мне объясните?! Я ведьни черта не понимаю! Куда вы делись, зачем вы нам сказали, что умерли, что этоза дикое завещание?! Зачем вы его написали?!

– Со временем поймете это вы.

– С каким еще временем?!

– Времен река неспешна и сурова, всегда лишь вдаль течет, ивспять не повернет она вовеки.

– Кто?

– Река.

– Какая река?

Лизавета вздохнула и повторила назидательно:

– Река времен.

– Да не нужна нам никакая река времен, мы и без неезапутались совсем!

– Вы так прекрасно это говорите, – прошептала Лизавета ивсхлипнула.

– Что?!

– Мы. Вы говорите – “мы”, и это слово бальзамом радостнымвокруг все омывает.

– М-м-м, – опять застонал Архипов, – что же это такое?!

– Помочь вам не сумею я, но все же должна сказать, что позаслугам каждый получает! Обиженным никто себя считать не может.

– Это вы о чем? – встрепенулся Архипов. – О завещании?!

– О завещании, конечно, говорю! Поймете вы со временем всесами, пока же я ликую от того, что говорите “мы” и думы ваши несутся к цели,словно быстрокрылые орлы!

Архипов тяжело задышал.

– Сегодня не бегите слишком долго, – озабоченнонапутствовала его Лизавета, – под дождик попадете, не дай бог. Вернусь, когдасмогу.

– Постойте! – крикнул Архипов, и тут что-то легко и звонкостукнуло ему в висок.

Голова мотнулась вбок и назад, и прямо перед своейфизиономией он невесть как поймал грязный футбольный мяч.

– Извините, дяденька! Простите, пожалуйста! Это Димон кинул,он маленький еще!

– А зачем ты Димону дал кидать?!

– Да я не давал, он сам кинул!

Архипов бросил мяч в разноцветную толпишку футболистов,оттолкнув от себя ладонями.

Мимо шли люди, смеялись и разговаривали. Унылый дворникнакалывал на железный прутик бумажки и стряхивал их в пластиковый мешок. Урешетки визжали дети. Напротив, через аллею, продавали мороженое, небольшаяочередь стояла к синему ящику под зонтом.

У правой ноги пошевелился Тинто Брасс, поднял башку. Онипосмотрели друг другу в глаза – хозяин и собака.

– Ну что? – негромко спросил Владимир Петрович. – Что этобыло?

Тинто не отвечал и не усмехался.

– Мы заснули, – строго внушал ему Архипов, – мы пригрелисьна солнышке и заснули оттого, что целую ночь прошлялись по чужим домам. Тыпонял?

Тинто смотрел недоверчиво.

– Да, – продолжал Архипов, не веря ни одному своему слову, –мы заснули, только и всего. Нас разбудил мяч.

Тинто все молчал.

– Она умерла, – сам себя убеждал Владимир Архипов, – она немогла оказаться здесь и говорить со мной. Так не бывает.

Он встал со скамейки – рядом шевельнулось что-то белое илетящее, и сердце рухнуло вниз.

Ничего такого. Какая-то женщина, вовсе не похожая наЛизавету, сидела далеко, катала туда-сюда коляску. Архипов перевел дух,заставил сердце вернуться на место, посмотрел на небо – ни облачка, ни ветерка– и опустил на нос очки.

– Бежим, Тинто, – скомандовал он мастиффу, – вперед.

И намотал на кулак звенящую цепь.

Он уже бежал и время от времени тряс рукой, которую как-тонепривычно терла цепь. Он помахал кистью, но неприятное ощущение осталось.Тогда, не сбавляя хода, он размотал железный поводок и посмотрел.

На руке остался синяк. Самый обыкновенный синяк – там, гдеон себя ущипнул, когда появилась Лизавета.

* * *

Когда он ввалился в квартиру, дождь разошелся не на шутку.За окнами было черно, из открытой балконной двери несло запахом мокрогоасфальта и свежей воды.

Стаскивая кроссовки, из которых лилось на пол, Архиповпоскользнулся на плитке и чуть не упал. По носу скатывались крупные капли.Штаны промокли насквозь.

Тинто Брасс широко расставил лапы и наклонился вперед.

– Не-ет! – закричал Архипов, прыгнул и накрыл мастифаполотенцем – махровой простыней, которую Любаня специально для таких случаевскладывала под вешалкой. Он успел на одну секунду раньше, чем Тинто началотряхиваться, торопливо обтер монументальные бока, медвежью башку иколонноподобные лапы.

– Сколько раз я говорил, чтобы ты на улице отряхивался!

Но Тинто не любил на улице. Перетерпев экзекуцию, он отошели все-таки отряхнулся, так сказать, всухую.

Себе Архипов налил ванну. Дождь начался, когда они добежалидо Солянки. Возвращаться было довольно далеко, и примерно на полпути наАрхипове уже не осталось ничего сухого. Тинто Брасса дождь сначала забавлял, апотом он сказал, что, пожалуй, предпочел бы встретить непогоду на матрасе“Уют-2000”.

Вода в ванне была очень горячей, и дрожь в позвоночникепостепенно утихала.

Она же сказала ему – будет дождь. Она сказала – не бегайтеслишком долго.

Он не мог ее видеть и разговаривать с ней. Он не истеричнаябарышня преклонных лет. Он точно знает, что может быть, а чего быть не может.