Волшебник. Набоков и счастье - Лили Зангане

Теперь перед вашим внутренним взором проходят морские картины, вы прохаживаетесь туда-сюда и вдруг снова различаете крошечный силуэт, юркнувший в лесную чащу. Тут вас осеняет. Может быть, «каравеллы виноземцев» и следуют в эту самую Виноземию, она же Винландия? Но какие же детские воспоминания движутся по направлению к Винландии, подобно окруженным птицами каравеллам? Вы снова заглядываете в словарь и останавливаетесь на пометке (см.). Затем быстро отыскиваете «Винландию» («см. Виноземия»), а рядом с ней замечаете еще одну словарную статью: «Винланд (с прописной буквы) – город на юге штата Нью-Джерси». А может, наша испанская каравелла старательно курсирует между Испанией и штатом Нью-Джерси? Слава богу, в объемистый словарь вложена карта дорог США (в другой, обычный день это бы вас озадачило, но только не сегодня). Вы разворачиваете ее и принимаетесь пристально изучать, благо еще не стемнело и солнечные лучи освещают желтые и красные дорожные изгибы. Ага, вот он. Город Винланд находится на расстоянии примерно тридцати или пятидесяти миль от побережья Нью-Джерси. Некоторое время вы безнадежно, но старательно размышляете, не был ли Винланд знаменит своими пакгаузами, в которых хранились каравеллы, но затем оставляете эту мысль, убедившись (не без злости), что зашли в тупик. Предприняв последнее усилие, вы вытаскиваете из кармана пижамы потрепанный «Путеводитель для организации экскурсий по Северной Америке» и начинаете просматривать указатель названий. Вверх… вниз… вверх… вниз… Виноградники Калифорнии, Виста-палас, Винланд (КАНАДА!). Вы пролистываете страницы назад и радостно выдыхаете: «АГА!» – эхо этого возгласа зловеще отдается в зазубринах скал. «Легенда гласит, что тысячу лет назад древний викинг Лейф Счастливый открыл приятную, теплую и плодородную землю к западу от Гренландии. Он назвал ее Винландией. Сохраняя дух приключений и открытий, присущий землям викингов, современная Винландия готова приветствовать вас спокойствием величественной природы и приморским гостеприимством». Винланд, Винландия, Виноземия, виноземцы… А также скотовод Виноземцев, « легендарный предок которого открыл нашу страну »! Вы вскакиваете и принимаетесь прыгать вокруг большого камня, « ибо не схожи ли воспоминания нашего детства с… » белыми латинскими парусами, быстро движущимися по направлению к Новому Свету, подобно свойственным юности мечтам о будущем?

Собравшись с духом, вы направляетесь к пурпурной вершине, которая ясно видна впереди в свете заката. Солнце клонится к подножиям холмов и набрасывает темно-красную вуаль на отдаленные долины. Вы останавливаетесь, чтобы перевести дыхание. Но не успеваете вы отдышаться и мирно освоиться с новым окружением, как книга, которую вы подняли с большого камня, выскальзывает у вас из рук и открывается на той же самой «прекрасной, как сон», странице, что и раньше (видимо, в первый раз, открывая книгу, вы ее перегнули). Вы приближаете книгу к глазам и при гаснущем свете читаете: «Не успеваем мы отдышаться и мирно освоиться с новым окружением, в которое нас, так сказать, забрасывает волшебный ковер автора…» Вы не удивлены. Вы ждали, что нечто подобное случится. Или, по крайней мере, надеялись, что случится. Оказывается, эта дерзкая книга просто видела вас во сне. И вы открываете ее на самой первой странице.

Есть слова, которые ослепляют и радуют, искрятся и сверкают, как звезды на ясном небе – сияющие источники свечения, соблазняющие зрение попытаться разглядеть остававшиеся до сих пор незримыми пламенные сферы. Вот несколько отблесков, которые светят мне, подобно золотой пыли на старинных, богато украшенных миниатюрами манускриптах. Для кого-то эти образы по-прежнему погружены в сон – просто буквы, которые ленятся даже посмотреть друг на друга. Но возможно, когда вы засыпаете, и они протягивают друг другу руки и вспыхивают над тьмой ваших сомкнутых век. И возможно, сочетания иных букв, которых мне не удалось постичь, будут кувыркаться у вас перед глазами и дразнить вас своими мелодиями. Вот что возбуждает мое любопытство. Хруст сладкой литературной радости.

Лазоревая полоса

«Вспоминаю некоторые такие минуты – назовем их айсбергами в раю, – когда, насытившись ею, ослабев от баснословных, безумных трудов, безвольно лежа под лазоревой полосой, идущей поперек тела, я, бывало, заключал ее в свои объятья с приглушенным стоном человеческой (наконец!) нежности…» («Лолита»).

Прочитай меня

Гаерские ленты голубой дымки, парящие над мозжечком.

Радость

«Я понял, что мир вовсе не борьба, не череда хищных случайностей, а мерцающая радость, благостное волнение, подарок, не оцененный нами» («Благость»).

Ряд светлых образов, скользящих над свистящими и шипящими звуками. А еще – трепет, охватывающий того, кто видит темные туманности, медленно превращающиеся в ослепительные сферы.

Раковина улитки

«Несколько времени он пролежал на черном диване, но страстное наваждение едва ли не стало от этого лишь неотвязней. Он надумал вернуться на верхний этаж по улиточной лестнице…» («Ада»).

Сказочная лестница, внезапно обрывающаяся прямо в двенадцатую главу этой книги.

Одноокрашенный

«Я впервые увидел Тамару – выбираю ей псевдоним, окрашенный в цветочные тона ее настоящего имени [14] , – когда ей было пятнадцать, а мне на год больше. Мы повстречались в сильно пересеченной, но милой местности (черные ели, белые березы, болота, покосы, пустоши), лежащей к югу от Петербурга» («Память, говори»).

Одноокрашенное бинациональное латинское прилагательное. «Tamara et Lyussya puellae concolarae erant. Catamounti, cougari, pantheri et pumae felini concolori sunt» [15] .

Фата-Моргана

«Город был недавно отстроен, или перестроен, посреди плоской долины на высоте семи тысяч футов над уровнем моря; мне хотелось, чтобы он скоро надоел Лолите; тогда мы покатили бы в Южную Калифорнию, направляясь к мексиканской границе, к баснословным заливам, к сагуаровым пустыням и фата-морганам» («Лолита»).

Смешение миражей с неземными колдуньями. В полдень можно услышать, как феи Морганы поют о том, что любовь – истинная любовь од и сонетов, эротических признаний и легендарных страстей – рождается благословенными утрами, когда безумные рыцари рысью поспешают туда, где ждут их окруженные рвами с водой зубчатые башни и со скрипом поднимающиеся ворота. И в один прекрасный день слышат они флейте подобный девичий голос… (О различных вариантах окончания этой истории см. в пятой главе этой книги).

Перламутровка

«…И вкус травинки, которую я жевал, смешивался с кукованием и со взлетом бабочки [16] …» («Память, говори»).

Светло-коричневая бабочка из очаровательного рода нимфалид, с черными пятнышками на передних крыльях и с серебряными полосками на исподе задних. Может вызывать любопытные вспышки синестезии в отношении фрикативных удовольствий дрожащих фритилларий, или же полеты фантазии, смешивающиеся с подмороженными millefeuilles [17] и крапчатыми крыльями.