Донгар – великий шаман - Илона Волынская

– И еду из амбара тоже он сожрал! – уже из середины толпы продолжала кричать Секак.

Пукы все пятился, обходя яму. Поселковые надвигались.

– И нас сожрет! – в визге тетки звучал настоящий восторг. Похоже, она просто мечтала, чтоб Пукы немедленно начал закусывать кем-нибудь из родовичей. – Орунга уже загубил! А какой парень был!

– Орунг? – Пукы остановился, испуганно переводя взгляд с одного лица на другое. – Что с Орунгом?

– Ты убил его! Ты! – Толпа распалась, и на Пукы кинулась растрепанная, плачущая Тан. Ее растопыренные, как когти хищной птицы, пальцы полоснули его по лицу, оставляя на щеке пять бороздок от ногтей. Пукы вскрикнул от боли, попытался перехватить руки Тан.

– Ты куда к моей дочери руки тянешь, милк? – гаркнул отец Тан – и люди, крича, бросились на мальчишку.

Пукы заверещал от ужаса. Попытался кинуться в сторону. На него, широко растопырив руки, бежал ор. Пукы рванул обратно – но там, наматывая на локоть ременной аркан, его уже караулил отец Аккаля. Мальчишка заметался, невесть как уворачиваясь от хищно тянущихся отовсюду рук. Прыгнул через яму и со всех ног помчался прочь. Брошенное сзади бревно подбило его под коленки. Пукы рухнул в снег. Попытался подняться. На него навалились со всех сторон. Чьи-то кулаки прошлись по спине. В боку вспыхнула дикая боль – утробно хакая, ор пинал мальчишку ногами. Очередной удар обрушился Пукы на голову – перед глазами все поплыло. Пукы почувствовал, как все его души начали отделяться от тела, готовясь в полет…

– Помогите! – прохрипел мальчишка разбитым ртом. – На помощь!..

– Никто… тебе… не поможет… Кому… ты… нужен… – в такт ударам выдохнул староста. Жилы на его лбу вздулись.

– Хоть кто-нибудь… – чувствуя, как уплывает сознание, выдохнул Пукы. Ему даже показалось, что из его уст вырывается совсем незнакомый испуганный голос: – П-п-помогите…

Звезды закружились вокруг, полыхнули. Пукы мгновенно ослеп, и на него навалилась тьма гуще самой Ночи.

Тьма сменилась серой промозглой мглой. Свернувшийся калачиком, Пукы лежал, погрузившись в медленно движущийся туман. Бесформенные темные фигуры скользили сквозь мглу вокруг мальчишки. У ног его текла Река. Великая река. Она была огромна и беспредельна, а воды ее темны и маслянисты – и вызывали страх. Казалось, в ней заключены все реки Средней земли, и Верхней, и Нижней. Она то струилась спокойно и величаво, то начинала бушевать и покрываmься белой пеной, как на горных перекатах, зарастала льдом, вырывалась из-под льда… И все это происходило враз, одновременно. От ее вод невозможно было оторвать глаз. Пукы вгляделся в темные глубины. Постепенно сквозь густую и совсем непрозрачную воду начали проступать контуры человеческих фигур, развалины…

Беззвучно крича, какие-то люди – Пукы они показались смутно знакомыми – лупили скорчившегося на земле мальчишку. «Забьют, однако. Не повезло бедняге!» – с сочувствием подумал Пукы.

– Эт-то мне с т-тобой, к-кажется, не повезло, – раздраженно буркнул заикающийся голос. – Д-для кого я тут с-стараюсь? Т-ты д-делать что-нибудь думаешь, или мне снова ч-через т-тысячу Дней возвращаться?

Ошалевший Пукы даже не успел задуматься – что за голос, зачем он собирается возвращаться через тысячу Дней, да еще снова… Картинка в Великой реке резко приблизилась, и Пукы с отчетливой ясностью понял – это же он! Его бесчувственное тело валяется там, под ногами. Его забьют, однако! Ему не повезло!

Видный сквозь воду ор подхватил с земли палку и вскинул ее над головой. Сидящий у темной воды Пукы протестующе пискнул… Опустив руку в воду, попытался перехватить поднятую дубину. Ничего не вышло. Неожиданно Пукы почувствовал, что совсем недалеко находится что-то живое – и доступное ему! Недолго думая, мальчишка сгреб это живое за шкирку – он и сам не понял как! – и с размаху швырнул в ора.

Истошно визжа и дрыгая лапами, перед физиономией ора прямо в воздухе возник… его собственный пес! Здоровенный серый вожак врезался в хозяина, и оба кубарем покатились по земле. Вожак вскочил и, исходя слюной от злобы, яростно рванул хозяина за воротник меховой парки.

В толпу ворвались поселковые псы. Морды у них были совершенно ошалевшие – будто они и сами не понимали, куда бегут, зачем рычат и кого кусают. Поджарый пес, облезлый, как заяц после Ночи, выскалил клыки на мать Тан. Женщина отчаянно завизжала:

– Это же наш Клык! Наш Клык!

Обычно тихий и спокойный зверь, безропотно таскавший поклажу или лениво валяющийся у дверей дома, вцепился в одежду хозяйки. Отмахиваясь ременным арканом, вопил Аккаля, атакованный собственной ездовой упряжкой.

Отчаянно лая, псы метались между людьми, как бешеные бросаясь на хозяев. Те орали – наполовину грозно, наполовину испуганно. Только старый шаман невозмутимо застыл среди безумия. Один из псов длинным прыжком кинулся к нему…

– Мальчишка ты еще – на меня… – старик ухмыльнулся, – …чужой хвост поднимать. Вот Дней через двадцать… – Он резко ударил пса в нос.

Плавающий в серой мути Пукы едва успел удивиться – с кем шаман сейчас говорит? – и тут же получил по носу. Больно!

Старый шаман отшвырнул прочь присмиревшего пса и легко, как молодой, вертясь между отбивающимися от собак людьми, кинулся к бесчувственному телу на мерзлой земле. Склонился над мальчишкой и тихо, протяжно запел…

Вода перед склоненным лицом Пукы разлетелась мелкими брызгами. Две старческие руки вынырнули из темной глади реки, ухватили Пукы за шиворот и дернули на себя… Пукы рухнул в воду – ледяную и кипящую одновременно – и понял, что захлебывается…

Белый наст и низкие деревья тундры неслись ему навстречу. Он лежал на чем-то твердом. Мучительно болело избитое тело. Пукы попытался подняться…

– Лежи! – знакомая рука прижала его. Пукы повернул голову. Рядом была мать. Легкая нарта, запряженная крупным серым псом, уносила их по ледяному полю прочь от пауля.

– Мама! Мама! – забормотал Пукы, захлебываясь слезами. – Что со мной, мама? Серая мгла! Тени! Голос! Где я был, мама? Где?

– Ничего, сыночек, сейчас, – явно не понимая, о чем он спрашивает, бормотала мать, обнимая Пукы за плечи. – Отъедем подальше. Не погонятся. Шаман не пустит. Обещал. – Вопреки собственным словам мать обеспокоенно поглядывала назад. Погони действительно не было. – Все, я тут спрыгну! – выкрикнула женщина, приподнимаясь, чтобы соскочить с нарты.

– Куда ты, мама? Нет! – Пукы отчаянно вцепился матери в сахи[8], и оба они на полном ходу скатились в снег.

Отплевываясь, мать вскочила, встряхивая Пукы, как нашкодившего щенка:

– Ты у меня совсем глупый?

Почувствовав, что нарта стала легче, пес уже разворачивался к ним, виновато поскуливая. Кажется, извинялся, что потерял седоков.

– Я ничего не понимаю. Я был… Как я тут очутился? – не обращая внимания ни на пса, ни на грозные крики матери, требовал Пукы. – Поселковые на меня кинулись, Тан кричала… – Он вдруг ясно вспомнил, что кричала Тан. – Что с Орунгом, мама?