Милые чудовища - Келли Линк

Мать Джереми скорее молчалива, чем наоборот. Ее зовут Алис, и иногда Джереми думает, что двух самых молчаливых из его знакомых зовут Алис и Талис. Но мать и Талис молчаливы по-разному. Мать Джереми принадлежит к породе людей, как будто хранящих что-то скрытое, что-то тайное. В то время как Талис — сама тайна. Мать Джереми легко могла бы быть тайным агентом. А Талис — смертельный луч, или ключ к бессмертию, или что-то, что тайные агенты должны сохранять в тайне. Зависнуть с Талис — все равно, что зависнуть с черной дырой.

Мать Джереми сидит на полу гаража, рядом с большим картонным ящиком. У нее в руках фотоальбом. Джереми садится рядом.

Фотографии кота на заборе и чего-то неясного, напоминающего кита, дирижабль или буханку хлеба. Фотографии маленькой девочки, сидящей рядом с женщиной. У женщины — меховой воротник с острой маленькой мордочкой, четырьмя лапами и хвостом. Джереми чувствует внезапный приступ острой боли. Смерть Лисы — первая смерть, сколько-нибудь его взволновавшая, хотя речь идет о вымышленном персонаже. Маленькая девочка на фотографиях выглядит чрезвычайно бледной, как будто ее только что стукнули молотком. Как будто кто-то за пределами кадра сказал ей: «Улыбнись! Твои родители умерли!»

— Клео, — говорит мать Джереми, указывая на женщину, — это Клео. Она тетка моей матери. Жила в Лос-Анджелесе. Я отправилась жить к ней, когда мои родители умерли. Мне было четыре года. Я знаю, что никогда не говорила о ней. Я никогда не знала, что о ней сказать.

Джереми сказал:

— Она хорошо к тебе относилась?

Мать сказала:

— Она пыталась хорошо ко мне относиться. Она не собиралась взваливать на себя бремя воспитания маленькой девочки. Что за неудачная фраза! Взвалить бремя. Как будто она была лошадью. Как будто кто-то посадил меня ей на спину, и я никогда не спускалась на землю. Ей нравилось покупать мне одежду. У нее была страсть к одежде. Она была несчастна. Много пила. Она любила ходить в кино после обеда и на спиритические сеансы вечером. У нее были любовники. Некоторые из них были полной дрянью. Любовью ее жизни был мелкий гангстер. Он умер, она так и не вышла замуж. Она всегда говорила, что брак — это шутка, а жизнь — еще большая шутка, и ей попросту не хватает чувства юмора. Поэтому очень трудно вообразить, что все эти годы она занималась свадебной часовней.

Джереми смотрит на мать. Она наполовину улыбается, наполовину морщится, как будто у нее болит живот.

— Я сбежала, когда мне было шестнадцать. И больше никогда ее не видела. Однажды она прислала мне письмо, через издателей твоего отца. Она сказала, что прочла все его книги — так она и нашла меня, потому что он продолжает посвящать их мне. Она сказала, что надеется, что я счастлива, и что она думает обо мне. Я тоже написала ей. Я послала твою фотографию. Но она так и не ответила на мое письмо. Звучит как эпизод «Библиотеки», не так ли?

Джереми говорит:

— Так ты об этом хотела мне сказать? Папа говорил, ты хочешь сказать мне что-то.

— Это только часть, — говорит мать, — я должна поехать в Лас-Вегас, проверить кое-что, связанное с этой свадебной часовней. Я хочу, чтобы ты поехал со мной.

— Значит, ты об этом хотела поговорить? — говорит Джереми, хотя знает, что есть еще что-то. На лице матери все та же грустная полуулыбка.

— Микроб, — говорит мать, — ты знаешь, что я люблю твоего отца, правда?

— И что? — говорит Джереми. — Что он такого сделал?

Мать перелистывает фотоальбом.

— Смотри, — говорит она, — это было, когда ты родился.

На снимке отец держит Джереми, как будто кто-то только что вручил ему зачарованный фарфоровый чайник. Отец широко улыбается, но при этом выглядит запуганным. Он выглядит как ребенок. Пугливый, пугающий ребенок.

— Он тоже не хотел мне ничего говорить, — говорит Джереми, — видимо, дело паршиво. Если вы разводитесь, я думаю, вы должны набраться смелости и сказать мне.

— Мы не разводимся, — говорит мать, — но будет неплохо, если мы с тобой поедем в Лас-Вегас. Мы могли бы остаться там на несколько месяцев, пока я не вступлю во владение наследством. Позаботиться о недвижимости Клео. Я собираюсь поговорить с твоими учителями. Я оставила заявление в библиотеке. Воспринимай это как приключение.

Она замечает тень на лице Джереми.

— Нет, прости меня. Я сказала глупость. Я знаю, что это вовсе не приключение.

— Я не хочу ехать, — говорит Джереми, — все мои друзья здесь! Я не могу попросту уехать и бросить их. Это было бы ужасно!

Все это время он готовился к самым ужасным вещам, какие только можно услышать. Он представлял себе разговор, в котором мать открывает ему страшный секрет. Он воображал, что сохранит спокойствие и рассудительность. Воображаемые родители рыдали и просили понять их. Воображаемый Джереми понимал. Он воображал, что понимает все. Но сейчас, когда мать говорит, сердце Джереми бьется в ускоренном ритме, а легкие наполняются воздухом, как будто он бежит. Он начинает истекать потом, хотя пол в гараже холодный. Ему хотелось бы оказаться на крыше с телескопом. Попадаются метеориты, невидимые невооруженным глазом, которые несутся по небу в направлении Земли. Лиса умерла. Все, с кем он знаком, — обречены. Он знает, что принимает все слишком близко к сердцу. Но это знание ничуть не помогает.

— Я знаю, это ужасно, — говорит мать. Она кое-что понимает в ужасе.

— Так почему я не могу остаться здесь? — говорит Джереми. — Ты будешь улаживать дела в Лас-Вегасе, а я останусь здесь с папой. Почему я не могу остаться?

— Потому что он вставил тебя в книгу! — говорит мать. Она пронзает словами. Он никогда не слышал, чтобы она говорила так сердито. Мать никогда не сердится. — Он вставил тебя в одну из своих книг! Я зашла в его кабинет, рукопись лежала на столе. Я увидела твое имя, взяла рукопись и стала читать.

— И что? — говорит Джереми. — Он и раньше вставлял меня в свои книги. Всякую ерунду, которую я говорил. Вроде того, как в восемь лет, когда у меня была температура, и я сказал ему о деревьях, полных мертвецов в клоунских шляпах. Или когда я случайно поджег его кабинет.

— Нет, это не то, — говорит мать, — речь идет о тебе. О тебе. Он даже не заменил имя. Мальчик в книге занимается бегом с барьерами и хочет стать ученым в области ракетостроения и лететь на Марс. Он умненький, и забавный, и милый, его лучшая подружка Элизабет влюблена в него. Он разговаривает как ты и выглядит как ты. А потом, Джереми, он умирает. У него опухоль мозга и он умирает. Он умирает. Никаких гигантских пауков. Только ты, и ты умираешь.

Джереми молчит. Он представляет, как отец пишет сцену, в которой мальчик по имени Джереми умирает, и плачет, тихонечко. Он воображает этого мальчика-Джереми, персонажа-Джереми умирающим. Бедный обездоленный ребенок.

Теперь у Джереми и Лисы есть кое-что общее. Оба они придуманы. Оба мертвы.

— Элизабет влюблена в меня? — говорит он. Просто из принципа он никогда не доверяет словам Карла. Но если так написано в книге, то, должно быть, это правда.