Голубиная книга 2 - Ирина Боброва

— Птица заморская, породы попугайной! А ещё она по — лукоморски лопотать умеет, ибо умная до ужаса! — с гордостью доложила Елена. Попугай, видно, решив подтвердить рекомендацию, да репутацию большого умника укрепить, тут же заорал:

— Воевода дурр — рак!!! Воевода дурр — рак!!! Воевода дурак — дурак — дуррр — ак!!! Воевода подкаблучник!!!

И дальше давай ругаться — всё больше матерно.

Тут уж Потап не стерпел, шибко задело, что его дураком обозвали.

— Вот что, Еленушка, — строго сказал он супруге, — я любые твои причуды с удовольствием принимаю. Ежели тебе для радости надобно, то ещё одну мезонину в доме сделаю, и весь двор фонтанариями украшу. Я даже греческих голых баб, из мрамора сработанных, разрешу вдоль забора поставить, лишь бы ты счастлива была — девки уж на них сарафаны шьют, дабы наготу прикрыть, я распорядился. Но вот обещаю тебе от всей души, ежели этого воробья африканского из дому не уберёшь, то я сверну ему голову назад, самолично, вот этими самыми руками! — И схватив царя за руку, выволок его со двора. — Я на службу, — крикнул он уже из — за ворот, — дела государственные решать!

— Эт ты правильно, Потапушка, про дела государственные сказал. Не переспоришь её, уж поверь! С детства что не по ней, так сразу визгом оглушает, совсем никакой аргументации не допускает. Вот только мне сперва помыться надобно, простоквашу с одёжи да с лица убрать. А потом мы с тобой за стол сядем, а там и поговорим обстоятельно. Думаю я тут о гостях иноземных, как их в Лукоморье привлечь. Да не просто так, а чтоб наплыв был знатный, и доход с того наплыва соответствующий. — Поделился планами царь, пропуская воеводу вперёд. Сам на крыльце задержался:

— Домовик! Домовик, выдь на минуту!

— Да вот он я, — тут же появился домовой.

— Прав ты, идея плохая насчёт дома Елены Прекрасной. Вот немцы, например, до чистоты дюже щепетильные, тут от её дома до международного конфликту рукой подать, в аккурат два шага.

— А как тебе дизайн? Понравился зверь?

— Да тьфу на тебя за любовь к шутке над ближним своим! — обиделся Вавила, поднимаясь по ступеням.

— Погодь, царь — батюшка, — остановил его домовой.

— Чего ещё?

— Да вот тут птахи начирикали, да мыши напищали новостей. Желаешь узнать, али дальше обижаться пойдёшь?

— Да говори уж, чего тянешь — то?

— В Лукоморье гишпанские послы едут, так что ты простокишу с лысины скорее смывай, ибо не вежливо в таком виде гостей встречать.

— Как? Уже едут? — Всполошился царь и снова нырнул за дверь, но тут же назад выглянул и обиженно добавил:

— А чего это лысина? И ничего у меня не лысина. У меня вообще корона на голове!

— Так ты, как из короны простокишу выльешь, так в аккурат под ней лысину и обнаружишь. Хотя, бабы говорят, что ежели с часок подержать, то с неё волосья гуще делаются, да не рекомендую, ибо боюсь, что нет у тебя этого часа. — И Домовик, захихикав, пропал.

— Да ну тебя, — царь махнул рукой и побежал мыться. Смех смехом, а гости и вправду неправильно поймут.

Приняли испанцев хорошо, хлебом солью, согласно обычаю встретили.

— Дорогие гости гишпанские! — торжественно произнёс царь. — И мы тут не лаптем… гм… щи хлебаем, об обычаях гишпанского государства наслышаны, а потому, согласно вашему распорядку дневному, предлагаю ап… аперитивно прогуляться перед обедом, аппетит нагулять, да заодно с достопримечательностями нашими культурными ознакомиться. Я сам их не игнорирую, и другим того не позволяю.

— Переводи, — толкнул локтём толмача.

— Мучо, мучо, — резво начал толмач, но споткнулся. — Гидальгос! Оме обре… гм… рико омбре… эта… короче, все в сад, там ожидает выпивка.

— Чего несёшь? — возмутился Вавила. — Какой сад? Какая выпивка? А ну, переводи тщательнее, не то гляди у меня! Покажу тебе Кузькину мать!

Толмач побледнел, покраснел, а испанцы восхищённо зацокали языками:

— О! Лукоморе Кузькина мадре! Аморе фемина!

— Вот с ентой феминой вас щас каудильо Вавила… рандеву… аперитив… фу… — несчастный переводчик утёр рукавом вспотевший лоб, а испанские гости, непонимающе переглядываясь, молча ждали продолжения.

Царь свёл к переносице лохматые брови и, строго взглянув на толмача, погрозил пройдохе кулаком:

— Ты по поводу диковин перетолмачивай, а то нутром чую, несёшь всяку околесицу! Сколько тебя за счёт лукоморского двора учили, так толку из тебя не вышло. Не в коня корм!

— Мучо гранд, гости дорогие, рашн коррида плиз, дас ист фантастиш!!! — Выпалил на одном дыханье толмач.

Испанцы, закричав «Виват!», понеслись со двора.

— Вот неуёмные, чего ты им натолмачил? — Спросил царь, сев на коня, чтобы лично сопровождать испанских гостей. Хотелось ему, чтобы послы убедились, каких врагов лукоморцы одолели, да на будущее о войнах и набегах, или ещё какой другой пакости для Лукоморья думать зареклись.

Сначала гостей по лесу буреломному провезли. Тут уж Леший расстарался — на каждом дереве по медведю усадил. Куда не взгляни — хоть на сосну, хоть на берёзу — везде мишка матёрый из кроны выглядывает. Вавила с Потапом переглянулись — и откуда лесной хозяин столько медведей набрал? На всё Лукоморье с десяток ежели будет, то хорошо. Только когда к избе Бури яги подъезжали, Вавила заприметил, что медведи очень уж взмыленные, дышат часто, а рычат сипло, и сообразил, что лесной хозяин свою заповедную десятку косолапых заставил вперёд гостей бежать, да с дерева на дерево лазать.

Изба, не в пример лесу, подкачала. Ленивая оказалась, как её не просили, не захотела встать и показать курьи лапы. Так бы и уехал отряд ни с чем, да кто — то из мишек проскочить мимо решил, ну и попал в немилость. Избушка подпрыгнула, да поддала лапой Топтыгину под зад, словно не зверь матёрый это, а мячик тряпичный. Бедный мишка взлетел и приземлился в аккурат на коня перед главным испанским послом. Косолапый с лошади на одну сторону куборем скатился, в лес похромал, а посол на другую — едва откачали.

После прогулки в буреломном лесу, гостей, чуть живых, повезли к стеклянной горе, чтобы на замок полюбовались.

В сами — то хоромы хрустальные ходу иностранцам не было, Горыныч с Кощеем из дома музей делать категорически воспротивились. «Ну, ничего, — думал царь — батюшка, — и просто вид сверкающего замка на вершине стеклянной горы уже изрядно впечатлит послов. А уж стоит им узреть, как змей о трёх головах над замком кружит, так они и вовсе проникнутся к Лукоморью стойким уважением. Мысли конфликт учинить или ещё какую потраву после энтих показательных