Голубиная книга 2 - Ирина Боброва

то приключаются, — Потап стряхнул с царя простоквашные хлопья. — Неизвестно, когда эта фонтанария водой окатит, да и не факт твёрдый, что водой: у Еленушки в привычку вошло молоком умываться. Сам знаешь, что на свадьбу получила она в подарок табун кобылиц, от Ахмедки, посла хызрырского, штоб ему пусто в своих степях было!

— Да уж… — только и смог вымолвить Вавила, продирая залепленные прокисшим молоком глаза.

— Вот я ж тому Ахмедке уж бока б намял! — продолжал изводиться воевода, — да не по совести оно будет, не по чести: ведь посол от всей души дарил, не знал, во что выльется молоко кобылье.

— Ну да, — согласился с зятем царь, — кто ж знал, что в фонтанарий выльется?

— И за то, что Елене рецепт косметической молочной ванны сказали, тоже к ответу призвать некого, оттого, что в разговоре с сёстрами она почерпнула это знание. Изводит всех, но регулярно в молоке лежит, аки селёдка вымачивается.

— Вот беда… А молоко летом киснет быстро, да в трубах застаивается поди?

— Правду молвишь, Вавила. Такие ароматы порой из фонтанария идут, что с ног сшибают! Бывало, надобно послать кого к жене с сообщением, так бравые ребята из дружины, богатыри, все как на подбор, жребий бросали, а иначе охотников не находилось, даже по приказу.

— Да? А я когда к терему твоему подошёл, то уж ты не серчай Потап, всю твою дружину, на заборе висящую, наблюдал. В полном составе, и, между прочим, совсем их не засмущало, что простоквашей тут гостей поливать принято.

— Так энто… того… они дизайн рассматривали, — объяснил воевода.

— Так показал бы и мне его, раз уж всё Лукоморье налюбовалось. А то смотрю, смотрю, а не вижу, где диковина заморская шастает? Говорят, из земель Грецких зверь этот привезённый для обитания в саду? Правда ли, у нас такого нет в Лукоморье?

— Ну… — воевода отчего — то смутился, — эта… У нас в Лукоморье он, конечно, намного больше.

— Да? Так покажи. Вот уж не знал, что в моём царстве — государстве такая диковина имеется. Сейчас оно как раз вовремя.

— Да неудобно, царь — батюшка.

— Приказываю! Покажи мне дизайна, ежели грецкого изловить не можешь, то хоть с нашенским познакомь! А то живу сколько в Городище, и не подозревал, что у нас такое добро водится.

— Да куда ж без него — то… без оного… — ответил Потап, потея от напряжения.

— Показывай! — потребовал царь.

— Не могу… даже по приказу, потому как непотребство это натуральное!

— Тогда обозначь мне грецкий дизайн! — Вавила начинал сердиться, не понимая ни воеводиного смущения, ни наглого смеха, каким на крыше, слушая разговор, заливался дружинник Дороха.

— Да… это… вот… — промямлил в конец растерявшийся воевода, ткнув пальцем в ближайшую статую.

Царь наклонился, прищурился, рассмотрел. Разогнувшись, потёр поясницу, поправил пояс под животом и говорит:

— Ты прав, зятёк, у нас, в Лукоморье дизайн намного крупнее! — и как закричит:

— Еленушка, дочка моя любимая, что сие будет?!!

— Сие будет листок фиговый, какие в грецких землях мужики на место причинное, согласно модам, лепют, батюшка! — ответила Елена Прекрасная, тут же прекратив визжать. — На манер наших портов да штанов носют.

— А я — то, дурак старый, думал, что зверя вам прислали, для саду огороду, а оно вон оно что! — Попенял дочке царь. — Да пошто ж ты, Еленушка, в крайности бросаешься? Ну, захотела ты мезонину, так на другой день топоры застучали, люди мастеровые — плотники да столяры мезонину тебе на крыше сварганили. Так ты там ещё какую — то солярию устроила, никак не влезу посмотреть, что это за зверь такой, тоже поди наподобие дизайну? Но и этим ты не ограничилась, продолжаешь терпение мужево испытывать!

— Да я ж, царь — батюшка, когда она статуи у грецких мастеров заказала, и подвоха не заподозрил! — Поддержал тестя Потап. — Привезли их, велел я статуи вокруг фонтанария поставить, на грецкий манер, значится. А когда со службы пришёл, глянул — и за голову схватился!

— И всё одно они стоять будут, согласно дизайну садовому! — топнула ножкой Елена Прекрасная!

— Нет! Никогда!!! — закричал Потап. — Да что ж это, совсем людей не уважать, чтобы голых баб на обозрение всеобщее выставить? Да ладно, если б только бабы, а то и мужики, да со всеми причиндалами мужскими наружу?!

— Да и не голые они вовсе! — возразила Елена Прекрасная, готовясь заплакать.

— Да? А это что? — И воевода в гневе палицей в статую грецкого паренька ткнул.

— Одежда то грецкая, — нимало не смущаясь, ответила жена. — Листок фиговый. А ещё я слыхала, что у них в модах ветвь кипарисовую али лавровую повязывать.

— То — то поди удобно мух отгонять, да комаров шлёпать, — прыснул Вавила.

— Тем, что они в листочек фиговый завернули, комара не убьёшь, — буркнул Потап, — и муху таким прибором… гм… фиговым, не сгонишь.

— А всё одно будете у меня к модам иноземным приобщаться! Я ещё на всё Лукоморье таких статуй выпишу, под каждой сосной наставлю! — Закричала Елена и, воинственно закинув шлейф сарафана на плечо, топнула ногой. — И в лесу, и в поле, и на лугу!!!

— Непотребство это, Еленушка! — яростно доказывал воевода.

— Дизайн, — парировала царевна, — дизайн садовый!

— Тихо, тихо, чего на всё Городище кричать — то? — примиряющее произнёс царь. — И потом, Еленушка, тебя ж никто не неволит, и убирать голых баб и мужиков не надо. Ты одёжу на них нацепи, и всё: тут тебе и статуи, и народ на заборе виснуть не будет. А ежели тебе дизайну захочется, так у Потапа свой есть, и не фиговый.

— Убирай энтих, с фигами промеж ног! — Потап потряс кулаками, но младшая царевна и не подумала отступать:

— Нет! — закричала Елена, топая ногой.

Тут воевода рассердился окончательно: самолично все фигуры палицей расколотил. Мужские. А женские так и остались стоять, глаз Еленушкин радовать. Зато от желающих воеводе в доме помочь отбоя не стало, особенно среди дружинников. И ванны кисломолочные да душ простоквашный из фонтанария их почему — то больше не пугали.

Не успел Потап с нововведениями дизайнерскими разобраться, как Елена опять огорошила:

— Потапушка, супруг мой любимый, смотри какая птица чудесная! Марья, сестрица моя, из стран заморских привезла! — А сама клетку, платком накрытую, в руках держит.

— И когда ты за ней сбегать успела? Вот ведь с крыльца вроде не отлучалась? — Воевода внутренне съёжился, не зная, чего ждать, с царём переглянулись обеспокоенно, но Елена платок сдёрнула и показала подарок.

— Вот диво — то! — воскликнул муж, обрадованный, что хоть этот сюрприз без подвохов оказался: птица как птица, перья яркие,