Заложник. История менеджера ЮКОСа - Владимир Переверзин

«Ага, размяться решил перед днем рождения, – горько комментирует он. – Я что, сумасшедший, один на пятерых нападать?» Как говорится, одним махом семерых убивахом…

Другой мой сокамерник, Алексей, гораздо сложнее. Сидит не в первый раз. Много рассказывает об укладе жизни в колонии, где он был. Сиделось хорошо. Зона черная, находилась на территории бывшей войсковой части. Сохранились даже плакаты со схемой разборки автомата Калашникова. Делай что хочешь. Спи сколько хочешь. Ешь что хочешь, только привози и плати. Сейчас его обвиняют в организации банды, грабившей дорогие элитные коттеджи. Выслеживали, изучали, готовились – работали серьезно. У него девяносто пять эпизодов. Пытки, раздробленные пальцы и просверленные коленки. Любящий семьянин, обожающий своих малолетних детей, он презрительно говорит о своем потерпевшем: «Дебил, в героя решил поиграть…» Когда они в масках ворвались в особняк, хозяин, оказавшись не робкого десятка, «посмел» оказать им сопротивление. В результате пришлось его, хозяина дома, застрелить, и теперь им, помимо разбоя, убийство вешают! Алексей очень возмущается милицейским беспределом, так как на него повесили все схожие преступления, произошедшие в Московской области. «Я же не мог грабить каждые три дня! – возмущается он. – Надо же тщательно подготовиться, все спланировать!»

Он мечтает о том, чтобы ему дали лет пятнадцать.

Я стучу в дверь и прошу надзирателя вывести нас в душ.

«Да вы что, я сам не мылся три дня», – отвечает нам незнакомый голос.

Мы дружно и весело хохочем. В камере всего в достатке и даже больше. Все получают передачи и посылки. Тюремный ларек продолжает радовать. Капуста, свекла, морковь, апельсины, киви, семга – далеко не полный список предлагаемых нам продуктов. Тортики, конфеты, халва. Есть все. Но хочется домашней еды, которую сюда не пропускают. Я начинаю осваивать тюремное кулинарное искусство. По знакомой технологии приступаю к приготовлению супа, используя в качестве кастрюли алюминиевый чайник. Шинкую капусту, тру на пластмассовой терке, приобретенной в ларьке, помидоры и свеклу. Кладу все это в чайник и заливаю водой. Кипячу минут тридцать, постоянно доливая воду. Под конец добавляю туда семгу, разрезанную на мелкие кусочки. Получается очень вкусно. Всем нравится. Иногда берем тюремную баланду – первое. Оттуда вылавливаем кусочки картофеля, промываем холодной водой и кидаем в чайник, где варится супчик.

Находясь в колонии, я с тоской буду вспоминать беззаботные тюремные будни…

«На Зэ, с вещами…» – из камеры забирают Игоря. Он хороший, спокойный сокамерник, и мы провожаем его с сожалением. Знай, какого сокамерника пошлет нам судьба вместо Игоря, мы провожали бы его со слезами на глазах…

Пополнение не заставляет себя долго ждать. Грохот тормозов отрывает нас от чаепития. Раскрывается дверь, и в камеру заходит высокий полный парень в очках. Он без вещей.

«Слава», – представляется он. Мы знакомимся. Его только что привезли из ИВС. На правах старожила я рассказываю о тюремной жизни и правилах поведения. На его простой вопрос «А давно ты здесь?» я отвечаю: «Уже два года». У него не укладывается это в голове. И он начинает плакать. По-настоящему, рыдая и громко всхлипывая, словно избалованный ребенок. По сути, он и был таким. Сын богатых родителей, не знавший ни в чем отказа, летал по Москве с огромной скоростью на «порше кайен», на котором вместо номерного знака красовалась табличка «Черный Плащ». Жил в свое удовольствие, на широкую ногу. Удовольствий не хватало, захотелось власти над людьми. Не уступил кто-то дорогу – вышел с друзьями из машины и избил бедолагу. Куролесили по полной программе. Не разлей вода с сотрудником отдела МВД по борьбе с коррупцией в высших эшелонах власти, он вымогал с кого-то деньги. То ли в шутку, то ли всерьез…

Слава быстро освоился в камере. Когда все спали, ему надо было смотреть телевизор. Когда мы смотрели какую-то передачу, он требовал МУЗ-ТВ. Все время что-то с чавканьем поглощал. Как-то Леша его спросит: «А слабо на спор двадцать запариков (“Дошираков”) за один раз сожрать?»

Задумавшись на секунду и что-то подсчитав, он выдвинет свое требование: «Только хлебом заедать буду!»

Очень опасаясь за свое здоровье и страшась туберкулеза, Слава для профилактики без устали и в огромных количествах поедает толстые куски сала. Обладающий двумя купленными высшими образованиями и такой же корочкой кандидата наук, он был уверен, что сало «впитывает» все микробы.

Когда мы по очереди убираемся, ему обязательно надо слезть с кровати и потоптаться по еще мокрому полу. Он делит телевизионное время и камеру, пытаясь качать свои права. Тогда я впервые понимаю, что могу убить человека. Мы все дружно ненавидим Славу и перестаем с ним разговаривать. Обстановка в камере накаляется. Алексей серьезно ругается со Славой и берет в руки чайник, угрожая облить его кипятком. Слава хватает в руки пластмассовый нож. Алексей (несомненно, имеющий соответствующий опыт) скажет мне: «Знаю я таких. Одни понты. Такого вывезешь в лес, он плакать будет и сразу обделается…»

За дверью слышны голоса надзирателей: «Что там у вас? Немедленно прекратить!»

«Все хорошо, мы просто общаемся», – отвечает Леша. Конфликт затухает. Ссора не остается незамеченной сотрудниками СИЗО. На следующий день Славу переводят в другую камеру. Ура! Пытка, показавшаяся мне вечностью, продолжалась недолго, и мы все облегченно вздыхаем. Позже я узнаю, что у кого-то не выдержат нервы, и Славу побьют в камере, а он напишет на сокамерника, своего же товарища по несчастью, заявление. Поступка более презираемого в тюрьме не существует… Слава – готовый персонаж для СДИП, секции дисциплины и правопорядка. Были такие организации в колониях, куда зачислялись осужденные, которые «за печеньки» от администрации следили за соблюдением дисциплины и правопорядка среди других осужденных. Участвовали в шмонах, принимали этапы, писали рапорты о нарушениях, безнаказанно избивали других зэков.

Мы не нарадуемся, что судьба избавила нас от сокамерника, хуже которого я никогда не встречу. Не проходит и десяти минут, как надзиратель приказывает Алексею собирать вещи. Леша повинуется и недовольно ругается: «Из-за такого идиота разбрасывают камеру!»

Мы остаемся вдвоем с Володей. Что стоит за этими многочисленными переводами из камеры в камеру? Никогда не угадаешь. Мне приходилось сидеть с одними и теми же персонажами по нескольку раз. «В чем смысл этих переводов?» – много раз задавал я себе этот вопрос, но ответа так и не нашел.

Подходит и моя очередь.

«На Пэ, с вещами», – слышу я фразу, к которой никак не привыкну. Слишком много событий может последовать за этими словами. Приятного не ждешь. Могут перевести в другую тюрьму или в другую камеру. Кто будет находиться с тобой в одном помещении двадцать четыре часа в сутки? От этого зависит твое душевное спокойствие и состояние. Расстроенный, я собираю вещи, складываю в сумки продукты и документы. Сворачиваю матрас и одеяло. Прощаюсь с Володей, который был мне очень симпатичен. С ним случится чудо. Суд присяжных его оправдает, и он уйдет от мирской жизни, став настоятелем одного из небольших московских храмов.