Стадия зеркала. Когда женщина знает, чего хочет - Этери Чаландзия
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Следующая, не менее дорогая квартира располагалась на последнем этаже старой пятиэтажки без лифта. Карабкаясь вверх по узкой лестнице, засиженной санками, велосипедами, рельсами и соплами реактивных самолетов, я постепенно вычеркивала из воображаемого списка имена родных и близких. Было очевидно, что, несмотря на всю их любовь ко мне, до последнего этажа не дойдет никто. В конце концов из соседней квартиры к нам, гордо подбоченясь, вышла пьяная женщина с железными зубами, я поняла, что я и тут не жилец, и поспешно ретировалась. Риелтор что-то кричал в лестничный проем о совокупной глупости всех женщин на земле, но я плохо себя вела, проявляла твердость и трусость и продолжала убегать. В третью квартиру мы не попали, потому что женщина отказывалась показывать свою жилплощадь незнакомым бандитам, а ее риелтор застрял где-то во Фрязине. Оставив эту чужую драму за спиной, мы посмотрели еще две берлоги, и на город опустилась ночь. Под испепеляющим взглядом своего Вергилия я понимала, что теперь самое подходящее для меня место жительства – картонный ящик из-под холодильника. Мы расстались врагами, а наутро я влюбилась в первую же квартиру, которую увидела.
Активизировался второй этап гонки – продажа собственности. Я уже знала, что в центре полно отвратительного и дорогого жилья. В большинстве квартир предлагалось ознакомиться, до какого состояния можно сгноить паркет, разрушить потолок, развалить стены и какое количество неизученной флоры и фауны можно вырастить на обычной батарее. Позже, когда я показывала свою музейного вида квартирку потенциальным покупателям, я глазам своим не верила, когда эти люди приподнимали брови и крутили носами. Их вид словно говорил: «Хороший паркет, деревянные окна, кондиционер, красивая ванна… Ну, не знаем, не знаем, зачем нам все это? Мы любим грязь, слизь, тараканов размером с тарелку и крыс, загрызающих котов. А тут вы с вашими изяществами!» Я только руками разводила. Видимо, эти люди заводились только при виде сгнивших ванн и трещин размером с человеческую голову.
Тот покупатель, который едва не стал моим родственником, с ходу согласившись купить мою квартиру, пропал. А ведь с таким чувством грезил, в какой цвет перекрасит стены, как расставит новую мебель и какую хорошую женщину наконец заведет. Я было затосковала от этих рассказов, но уже на следующий день шустрый дядя исчез со всех радаров, на телефонные звонки не отвечал и никакой заинтересованности к своей будущей жизни в моих стенах не проявлял. Это, конечно, несколько расстраивало мои планы, но в глубине души я была рада, потому что большинство его идей были просто возмутительны. Риелтор философски отнесся к пропаже человека, небрежно заметил, что это еще ничего, хуже, когда они с деньгами пропадают, и, не обращая внимания на звук моего упавшего тела, продолжил делать вид, что днем и ночью занят только одним – продажей и покупкой моей недвижимости.
Теперь я, как элитная проститутка, по нескольку раз на дню принимала посетителей в своей квартире и устраивала так называемый показ. Дело было довольно хитрым, потому что я с таким вдохновением расписывала достоинства жилья, что у людей возникал резонный вопрос: «Зачем же продавать такое счастье?!» Эту часть брал на себя риелтор. При приближении людей с большими деньгами он преображался на глазах. Горной серной принимался гарцевать по паркету, демонстрируя исключительное качество полов, в красках описывал добродетели соседей и преимущества окон, выходящих на север и во двор. Если он видел, что посетитель хмурился, он принимался авторитетно доказывать, что здесь все нужно переделать ко всем чертям и тогда этот медвежий угол станет нормальным жилищем.
Он прихватывал очередного растяпу за локоток и отводил гулять вдоль плинтуса, по секрету нашептывая одному ему известный способ безошибочно вписать холодильник между стеной и кофеварочной машиной. Не знаю, что он там нашептывал на самом деле, но покупатели один за другим пропадали навек. В какой-то момент мне стало казаться, что квартира проклята и нужны священники, цыгане или новый риелтор, чтобы дело сдвинулось.
Я звонила своему в пять часов утра, с ходу сообщала, что только что сжевала и выплюнула наш контракт и больше не хочу ни покупать, ни продавать, ни есть, ни спать, ни душ принимать, ни нравиться мужчинам. Я уже была готова переселиться в городскую канализацию, когда все часы пробили, и настало время сделки.
Как ни странно, но самые яркие впечатления у меня остались от вязаной сумочки с аппликациями, в которой покупательница привезла деньги в банк. Сама процедура была долгой, нудной, все собравшиеся из последних сил старались напрячься, сосредоточиться и понять, на чем их собираются провести, и косились друг на друга, ожидая последней непредусмотренной протоколом подставы. Мы все время подписывали какие-то бумаги, и я так устала, что не глядя подмахнула бы договор о самосожжении. Единственное, что меня развлекало, это тканевые ежики на сумке с деньгами. Учитывая сумму, лежащую внутри, это было настолько безумно и трогательно, что как-то скрашивало бесчеловечный процесс превращения квартиры в кучу денег. Наконец, пересчитав эту кучу вдоль и поперек и расставив везде, где надо, свои закорючки, мы организованной шеренгой двинулись в банковское хранилище.
Постепенно закончился привычный мир и розовый мрамор, исчезли расфуфыренные служащие и посетители, похожие на проворовавшихся Ротшильдов. Мы оказались в длинном и сыром коридоре. По моим прикидкам, он находился значительно ниже уровня моря и, судя по его наклону, стремился еще ниже. В коридоре мы встретили человека-гориллу. Я вежливо сказала «Здравствуйте», но примат меня не заметил. Он откручивал вентили на двери, больше напоминавшей переборки подводной лодки. Я хотела было как-то ненавязчиво пошутить, разряжая напряжение, но нас без лишних разговоров загнали внутрь. Горилла принялась ловко задраивать входную дверь. «Мне бы маме позвонить!» – пискнула я, но меня толкнули за решетку. Решетку тоже закрыли. Я оказалась в центре города под землей в обществе безумной женщины с ежиками на вязаной сумке, двумя психопатами-риелторами, гориллой и безмолвной женщиной-проводником. Меня в полуобморочном состоянии подтолкнули к ячейке, ежики исчезли, ключи провернулись, и я решила, что с этого места дальше могу ничего не помнить.
Тех ежиков, кстати, я больше не увидела. Минуя меня, они перешли в следующие руки, произошла незаметная в масштабах жизни перемена, и спустя некоторое время косяк газелей, груженных моими книгами и вилками, потянулся в совершенно новом направлении.
Самое смешное, что, подтверждая мысль об идиотизме некоторых женщин, в конечном счете я купила совсем не то, что хотела. Вместо квартиры с балконом, ванной и высоко над городом, я приобрела жилье без балкона, без ванной и относительно низко над землей. С одной стороны, во всем, конечно, был виноват риелтор. Едва заметив огонь, вспыхнувший в моих глазах при виде обновки, он мгновенно прекратил на меня дуться и соловьем запел о лучшем в мире жилище. Двуличность его заключалась в том, что он запел бы то же самое, заинтересуйся я овощным ларьком на привокзальной площади. Но к тому моменту я уже покрылась такой броней, что ни его песни, ни танцы, ни фэн-шуй-компас меня уже не беспокоили. Я прикидывала, в какой цвет перекрашу стены и что куда поставлю, и думала, что с квартирами, как с мужчинами, мечтаешь о чем-то одном, а влюбляешься в нечто совершенно противоположное.