Моя русская жизнь. Воспоминания великосветской дамы. 1870-1918 - Мария Барятинская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прощаясь с Динни перед тем, как он ступил на палубу корабля, я произнесла: «Не пугайся, дорогая! Это всего лишь я!»
Я взглянула ему в лицо – на нем было написано глубочайшее изумление.
Но больше я уже не могла ничего добавить – убирали трап.
Осенью 1899 года я пережила тяжелую пневмонию и долго не могла избавиться от постоянного кашля. И это было не удивительно, ведь с детства я привыкла к мягкому климату Ниццы, а во влажной и холодной атмосфере севера России очень мучилась. Мне не хотелось покидать мужа, а он из-за своих обязанностей не мог поехать на юг; однако он получил краткосрочный отпуск, чтобы проводить меня до Ниццы, так как доктора предписали мне более теплые места, очень опасаясь за мое здоровье. Но поскольку мне не стало лучше, мы переехали в Hotel de Paris в Монте-Карло, так как этот город гораздо уютнее. Тут я, к сожалению, простудилась и заболела гриппом, что вынудило меня оставаться в номере в течение нескольких недель. Многие из моих друзей жили в этом же отеле, и некоторые навещали меня и старались подбодрить. Конечно, разговоры, как правило, были сосредоточены на игре. Поэтому неудивительно, что мне на эту тему приснился странный сон.
Как-то я дремала после обеда, а температура была достаточно высокой. Муж приписал мое сновидение этой причине. Как бы там ни было, во сне мне привиделось число 36, окруженное красным пламенем, а сбоку от него располагались часы, стрелки которых показывали пять часов. Я сказала мужу: «Если будешь играть сегодня днем, поставь свои деньги в пять часов на номер 36». Он только рассмеялся, но пошел в казино и сделал ставки на нескольких столах, как я предлагала, и, конечно, в пять часов на каждом из них выпало число 36! Он был не один, с ним было несколько человек – граф Гендриков, граф Карло Дентичи-Фраско и другие. Поначалу они не были намерены ставить на мой номер, но, когда он стал выпадать снова и снова, они стали играть с огромным успехом. Этот маленький случай был темой дня в разговорах и всех интересовал. За ужином в тот вечер мужу приходилось то и дело отвечать на один и тот же вопрос: «Почему ты не сказал мне о своем счастливом номере?»
Я постепенно стала выздоравливать. Я еще не раз переболела пневмонией, но ни одна из них, к сожалению, не проходила с таким успехом – я так и не увидела другого «числа 36».
В Монте-Карло в то время находился русский доктор из Варшавы, производивший сенсации своими колоссальными выигрышами за игорными столами. Говорили, что он выиграл несколько миллионов франков по изобретенной им системе и, вероятно, финансировался каким-то синдикатом. Он считал свою систему непогрешимой, но, похоже, не принимал во внимание тот факт, что ставки в банке были ограничены. После почти невероятной полосы удач, в которой он выиграл более трех миллионов франков, он, наконец, начал проигрывать; толпы народу наблюдали, как он делал одну за другой ставки в 12 000 франков, а безжалостная лопаточка крупье каждый раз сгребала эту ставку. Так все деньги, вложенные синдикатом (а это около четырех миллионов франков), были проиграны.
Но без какого-либо уныния он вернулся в Варшаву, получил еще денег и вернулся к столам. Удача, казалось, вновь покровительствовала ему, и снова стали слышаться возгласы «Браво! Доктор опять выиграл!». Он отыграл все, что потерял, и значительно перекрыл проигрыш, который объяснял так: «Я проиграл, потому что в моей системе была маленькая ошибка! Я ее исправил и сейчас не боюсь никаких проигрышей».
Ничто так не достигает цели, как успех, и он много заработал в Монте-Карло.
На следующий год доктор опять был в проигрыше, и казино пришлось оплатить ему обратный билет домой и дать денег на дорогу – le viatique (дорожные), как их называют во Франции. И вот много лет спустя, во время Русско-японской войны мой муж опять столкнулся с этим доктором, на этот раз разорившимся молчаливым человеком, который никогда не упоминал о Монте-Карло. Однако после войны он опять испытал свою удачу, но результат был катастрофическим, и некоторое время спустя он покончил жизнь самоубийством.
Я была в депрессии оттого, что рождественские праздники мне пришлось проводить в постели. Моя печаль усилилась при звуках церковных колоколов – я была вдали от родины, от дома и к тому же больная. В таком меланхолическом состоянии духа я обратилась к сочинительству, надеясь найти в этом какое-то отвлечение, а также потому, что не выносила одиночества в компании грустных мыслей. Моей первой попыткой была рождественская сказка для детей. Когда пришел доктор, он обругал меня и заявил, что я не должна утомляться; тогда я показала ему, что я пишу, и он забрал листочки с собой. Несколько недель спустя я получила экземпляр небольшого французского журнала, в котором появилась моя сказка в полном виде. Это была моя первая попытка. Данная книга – вторая попытка. Поначалу я писала ради удовольствия, для того чтобы отвлечься, окруженная всевозможным комфортом и чувствуя себя в полной безопасности. Сейчас же я пишу в силу необходимости.
Когда я выздоравливала, мы с мужем ходили обедать в ресторан в гостинице; иногда, ощущая слабость, я спрашивала хозяина, нельзя ли принести ип bоп verre d'Oporto (стаканчик портвейна). «Конечно же да, мадам княгиня!» – отвечал месье Флери. Недалеко от нашего стола сидел весьма плотный, очень светловолосый господин, который улыбнулся, когда я попросила портвейна. Потом мы выяснили, что это был герцог Порту, брат умершего короля Португалии, и он, вероятно, считал, что я узнала его, а поэтому подшучивала над ним. Но я имела удовольствие спустя несколько дней встретиться и познакомиться с ним, и он был достаточно любезен, прислав мне бутылку очень старого «Опорто» с надписью «line Oporto d'un Oporto» («бутылка опорто от одного Опорто») и шикарный букет цветов, когда я жила в Hotel de la Paix в Ницце после того, как мужу пришлось вернуться в Санкт-Петербург для несения службы.
В Hotel de Paris были и некоторые наши старые русские друзья, и как-то они пригласили нас к себе в номер, где собирались устроить небольшой музыкальный вечер. Когда мы пришли, какой-то господин играл на скрипке, и тут вошел еще один господин – невысокий пожилой человек с небольшой седой бородкой и в очках. Он прошел прямо к роялю и сел играть, сказав, что делает это «по пути». Он сыграл романсы Тости, некоторые из которых были совсем новыми в тот момент, фактически еще не были опубликованы. Я сказала ему: «Как прекрасно вы играете музыку Тости!» Он как-то странно посмотрел на меня и произнес: «Я наверняка должен хорошо ее играть!» – и рассмеялся. Потом нам сообщили, что на следующий день ему надо возвращаться в Лондон, где он живет, и я сказала, что очень жаль, что он так быстро нас покидает. Наутро я получила маленький свиток, а открыв его, нашла там романс, который он нам играл, в виде четкой рукописи, на которой было написано «Княгине Барятинской, «Последний романс» от композитора». Очень скоро после этого он стал так популярен, что люди распевали его музыку повсюду на улицах.
В то время года Монте-Карло было очень элитным и модным местом, и все прибывающие с головой уходили в море развлечений. Оглядываясь назад сквозь года, я думаю, что счастье тех дней мы не до конца оценивали, потому что именно в то время там не было никаких признаков страшных несчастий, ожидавшихся в будущем.