Сад изящных слов - Макото Синкай

— М?

Раздаётся хруст, как будто он раскусил что-то твёрдое. Неужели яичная скорлупа? Ну и ну... Такао уже жалеет о своей поспешной выходке. Всё даже хуже, чем он предполагал.

— ...что получилось съедобно... — умирающим голосом договаривает она. Покраснев, опускает взгляд и роется в своей сумке. — Но так тебе и надо!

С этими словами она протягивает Такао пластиковую бутылку с чаем. Он берёт её и делает большой глоток. Громко выдыхает и тут же, не в силах сдержаться, начинает хохотать.

— Потрясающая криворукость! — он всеми силами старается, чтобы это прозвучало как комплимент.

— Да ну тебя! — сердито говорит она.

Ха-ха, обиделась! Надо ещё похвалить.

— Но в своём роде вкусно. И на зубах хрустит.

— Ты издеваешься?!

— Ха-ха-ха! А можно ещё кусочек?

— Нет! Своё ешь!

— Но почему?

— Потому!

Её лицо ещё гуще заливается краской, а обиженным видом и голосом она всё больше напоминает ребёнка.

Такао впервые думает о ком-то с такой нежностью. Ему кажется, что он нашёл нечто невероятно для себя ценное.

Бывает, что на короткий промежуток времени, когда солнце только-только скрылось за домами, свет из окон электрички сравнивается со свечением, исходящим от неба.

Бывает, что ты замечаешь в поезде линии Тюо на соседнем пути чью-то знакомую фигуру, но в тот же миг её загораживает встречный поезд линии Собу.

Бывает, что ты идёшь по пустому торговому кварталу, случайно смотришь в сторону и видишь, как освещённый уличными огнями переулок уходит по прямой куда-то в бесконечность.

И когда момент упущен, тебя настигает боль, как будто кто-то сдавил тебе грудь изнутри.

«Есть ли у этого чувства название?» — всякий раз думал Такао. За день таких мгновений бывает столько, что и не сосчитать. А замечал ли он их, пока не встретил Её? Пока не узнал, что знакомые люди могут внезапно исчезнуть? И как теперь с этим жить? Этого Такао не понимал, сколько ни думал.

Но он осознал одну простую вещь.

Ему хочется сделать туфли специально для Неё.

А ещё — хотя, если сказать вслух, это прозвучит безумно, — что он в Неё влюбился.

За занавесом из дождя и клёнов стоит та, чьего имени он не знает. Она улыбается и машет ему рукой. В ней словно воплотилась главная тайна мира.

Одна из двух песен Отомо-но Якамоти, посланных старшей дочери госпожи Саканоэ с красными листьями хаги (японский клевер) и цветами фудзи (глицинии). Расцветшая не по сезону драгоценная фудзи перекликается у автора с красотой девушки.

«Наконец-то добралась».

С трудом волоча отяжелевшие ноги, она подходит к входной двери и поворачивает ручку.

«Но как же так? — с острым отвращением думает Юкино. — Я всего лишь прошлась по улице, вернулась домой, а чувствую себя совершенно разбитой». Она скидывает с ноющих, отёкших ног туфли, стягивает и бросает прямо в прихожей чулки, заводит руку за спину и через ткань блузки расстёгивает лифчик. Кладёт только что купленную тяжёлую книгу на стол и, стараясь не замечать разгром в комнате, направляется к кровати, вот только в голове всё равно одно за другим всплывают напоминания о том, что ей надо сделать.

Собрать наконец пустые банки и пластиковые бутылки. Выбросить тающую на полу шоколадку. Сложить разбросанное грязное бельё. Оттереть прилипшее к переносной плитке масло. Полить засыхающий в горшке цветок. И уж по крайней мере смыть косметику.

Не сделав ничего из перечисленного, Юкино падает на кровать. Дремота, словно поджидавшая в засаде, расползается по всему телу. Сквозь оконную сетку доносится тарахтение проехавшего скутера. Где-то вдалеке плачет ребёнок. В какой-то квартире готовят ужин, и ветер приносит слабый запах еды. Она открывает глаза и затуманенным взглядом смотрит в опрокинутое небо. Дождь незаметно утих, и перед ней развёрнуто чистое фиолетовое полотно сумерек. Слабым, неверным светом мерцает пара звёзд.

«Вот бы и завтра пошёл дождь», — мысленно молится Юкино.

Она закрывает глаза, и ей чудится, что шум дождя до сих пор не прекратился. Что она слышит всё тот же неуклюжий дробный перестук капель по крыше беседки в японском саду.

Тук, тук-тук, пок, тук-тук...

К этому сбивчивому ритму примешивается отдалённое карканье ворон, неизменно радостное щебетание диких птиц и едва различимое шипение, с которым земля впитывает льющийся дождь. А сегодня к ним добавилось тихое сопение.

Уловив этот звук, Юкино оторвалась от книги и обнаружила, что тот мальчик спит. Мальчик в школьной форме, с которым она видится только по утрам в дождь и даже не знает его имени. Совсем недавно он что-то рисовал в блокноте. Похоже, не выспался, сидел допоздна за уроками. Или делал туфли? Он прислонился головой к столбу, поддерживающему крышу беседки, и его худая грудь то поднималась, то опускалась в такт мерному дыханию. Юкино впервые обратила внимание на то, что у него довольно длинные ресницы. Здорового цвета кожа как будто светилась изнутри, чистые губы слегка приоткрылись, а беззащитно торчащие уши выглядели такими гладкими, словно их только что отполировали. Эх, молодость!.. Лишь оставшись с ним наедине в маленькой беседке в традиционном японском саду, она могла беззастенчиво его разглядывать и — странное дело — этим наслаждаться.

«Позор мне», — отрешённо изучая его шею, подумала Юкино. Накормила, понимаешь, бракованным омлетом. Яйца аккуратно разбить не смогла, скорлупу выуживала, да не всю выудила. На вид страшный, на вкус — ужасный. И всё же ей было весело. Стоило только вспомнить, как губы сами расплывались в улыбке. Правда, очень весело. Она давно так не развлекалась.

«Давайте меняться закусками!», «Так тебе и надо!», «Потрясающая криворукость!», «Ты издеваешься?!» — они словно нарочно разыграли сцену из телесериала про школьников, но какое же это было удовольствие! Она заметила, что пальцы ног, мёрзнувшие даже летом, потихоньку наливаются теплом.

Но насколько ей было радостно, настолько же её терзала совесть. Она ведь проводит тут время со старшеклассником, прогуливающим школу. Оба стали соучастниками преступления: пережидали дождь, и Юкино поддалась чувству солидарности. Нарочно не спрашивала его имени, но покупала ему кофе, угощалась его завтраками и выслушала, когда он заговорил о своей мечте. Ничего не рассказывая о себе, она понемногу узнавала о нём. Но именно ей нельзя было этого делать. Для них обоих всё происходящее неправильно.