Среди восковых фигур - Инна Бачинская

– Ну… в каком-то смысле правда, – заметила Татьяна.

– И ты туда же! – фыркнула Леночка.

– И фотки шикарные в альбоме «Икеары», она дружит с хозяйкой, Региной Чумаровой. Классный фотограф, призер каких-то там выставок…

Было, было… Потом начались скандалы, потому что Вадик увлекся некой Авророй, молоденькой барышней на подтанцовках. Прима рвала и метала, сразу постарела и устроила им желтую жизнь. Вадик, недолго думая, подхватил свою Аврору и слинял в столичный театр, где рассмотрели его Антония и пообещали жилплощадь. Такого финта от предателя никто не ждал! Ему обломилось сыграть Антония, молодому, неизвестному, его обласкала величайшая актриса современности в городских масштабах, она же выдающийся экспонат музея, а он, неблагодарный! Умри, несчастный! Это надо было пережить. Спектакль временно отодвинули…

Если отбросить пафос и высокий штиль, это был настоящий облом. Отставка. Прима стала стремительно стареть. Говорят, неудачно подтянулась, уезжала на месяц. Правда, она отрицает. Отвратительный характер стал еще отвратительнее. Истерики, капризы, кошачьи вопли давно всем надоели и не впечатляли, скандалить может любимое дитя, а звезда примы стремительно закатывалась. А теперь еще и паранойя. Мания преследования. Причем преследуют ее не мифические поклонники, а наемный убийца. Да-да, кто-то ходит по ночам вокруг ее дома и заглядывает в окна. Леночка Булах так и сказала: сексуальная неудовлетворенность плюс возраст.

– Какая неудовлетворенность? – удивилась Татьяна. – Она же типичный импотент.

– Разве женщины бывают импотентами? – удивилась Леночка.

– Бывают! Наша прима, например. Она же все время худеет, один обезжиренный кефир и всякая фигня, тайские таблетки, озвереешь от такой диеты, какие мужики! Потому и бросается. И шмотки на два размера меньше, сорок шестой… Подросток! А на самом деле пятидесятый. Везде жмет, тесно и…

– …вообще караул! А теперь ее преследуют! – подхватила Леночка. – Какой-то мужик ночью дежурит у дома, днем ходит следом, а у гримерши Зельки просроченная косметика, от нее прыщи и аллергия. Заговор, не иначе.

Девушки помолчали.

– Еще отравы с горя нажрется, – сказала Леночка. – Все в прошлом, часики тикают, уж скоро полночь.

– Типун тебе на язык, – ответила Татьяна. – Ты все-таки злая, Ленка. Ей отдохнуть надо, она вообще тетка неплохая, когда я сломала ногу, навещала несколько раз.

– Ага, принесла платье расшить, а то не влезала, а ты все равно сидишь без дела. Заплатила хоть? Нет? Кто бы сомневался.

У Леночки Булах раздвоенный язычок. Злая девка. Играет Бабу-ягу и мачеху в «Золушке». Прима, конечно, тоже стерва, но актриса знаковая, этого у нее не отнять. Дива. И увековечена в музее. Поклонники есть, хоть и морщин полно. Есть, есть, чего уж там. Актриса! На публике шарм, очарование, нежность, слезки на глазах, смущение, опущенный взор… Цветы, приглашения, главенство в жюри на «Мисс города», статьи в «Вечерней лошади» – местный графоман Лео Глюк из шкуры вылезает, чтобы потрафить. Запустил легенду про свою безнадежную любовь, смотрит глазами больной коровы, ручки целует. Приобщается к сиянию. Тоже артист, прости господи. Заслуженная, народная, мисс Вселенная… Недосягаемая, хоть и стерва. Ну скажите, как сочетаются в человеке недосягаемость, талант и стервозность? А может, это плата за талант?

В «Антонии и Клеопатре» хороша, ничего не скажешь. Особенно сцена, где она умирает… Слезы наворачиваются. Спектакль пролетел, как метеор, и угас. Пошел слушок, что хотят восстановить. Новый Антоний – безродный Олимпий Рудко, Олик, последнее увлечение примы, мальчишка. Олимпий… С ума сойти! Он такой же Олимпий, как я Чио-Чио-сан, сказала Леночка. О чем только родители думали, выбирая бэбику такую кликуху?

Оказалось, правда. Слух подтвердился. Конечно, Олимпий жидковат, но, с другой стороны, Антония любой дурак сыграет, ходи себе по сцене в золотом венке и красной тоге, сверкай голыми ляжками, простирай руки и изрекай! Ну и любовные сцены, конечно. Татьяне поручили подготовить костюмы. Вездесущий Лео Глюк подрядился тиснуть материалец…

– В одну реку нельзя войти дважды, – сказала Леночка.

– Ты о чем? – удивилась Татьяна.

– О втором пришествии «Клеопатры». И этот, новый фаворит…

– Ты про Олика? Вадим, конечно, был поинтереснее, согласна, но публика явится на приму.

– Я говорила с гадалкой… – Леночка многозначительно замолчала.

– С какого перепугу? Ты ж не веришь!

– Не верю. Случайно получилось. Она у нас в соседнем подъезде живет. Я ей контрамарочку иногда. Здороваемся, болтаем про погоду, то, се. Она говорит; ты чего смурная, случилось чего, я же чувствую. Ну я ей и выложила. Она взяла меня за руку, уставилась в глаза, аж мороз по коже. Говорит, не будет успеха, лучше бы и не начинать. И про реку сказала, нельзя, мол, войти дважды.

– Успех будет в любом случае, – убежденно сказала Татьяна. – Народ ее любит, всегда аншлаги. Я не верю гадалкам. Они все шарлатанки.

– Посмотрим! – зловеще сказала Леночка. – Она может сломать ногу или попасть под машину. Знаешь, сколько народу желает ей подавиться яблоком?

Охранника, который был на дежурстве, капитан Астахов уже знал. Его звали Петр. Здоровый хмурый дядька, долго думающий перед тем, как ответить. Они беседовали около недели назад. Капитан клещами вытаскивал из Петра хоть что-нибудь стоящее, но так ничего и не вытащил. При виде капитана на лице охранника появилось недовольное выражение, которое Коля прочитал как: «Ну чего вам еще? Я все уже сказал», и у него испортилось настроение. Этот охранник дежурил в ночь, когда умер Кротов. Коля, как было сказано выше, вывернул его наизнанку и не заметил ничего подозрительного. Кротов вернулся домой около восьми, больше никто к нему в тот вечер не приезжал. Федор Алексеев предложил поспрошать насчет посетителей за последний месяц, а то и два. Капитан скептически поморщился, но тем не менее решил заскочить в «Октавию» – не потому, что предполагал найти что-нибудь упущенное, а исключительно чтобы поставить птичку. Кроме того, философ иногда бьет в десятку со своими предложениями.

– Как часто у Кротова бывали посетители? – начал капитан.

– Очень редко. Почти никогда, – подумав, сказал Петр.

– Почти?

– Иногда приезжали по работе, вроде его партнер, у меня записан номер…

– Когда он был в последний раз?

Охранник открыл журнал, нахмурился, заскользил взглядом по строчкам, помогая себе пальцем.

– Вот! Двадцатого июля. Прибыл в девять вечера, убыл в одиннадцать.

– Кто еще?

– Он же, второго июня. Прибыл в семь, убыл в десять. Больше никого не вижу. Искать еще?

– Не нужно пока. Как часто Кротов возвращался не один?

– Ну… – Охранник задумался. – Примерно месяц назад, точной даты не скажу, с ним был мужчина…