Среди восковых фигур - Инна Бачинская

Интересная личность все-таки этот Кротов. Зануда, педант, аккуратист, белые и лиловые петуньи… и было что-то в его доме, что вызвало некую мысль… Мысль мелькнула рыбкой и пропала в глубинах. Ну-ка, напряги свои мнемонические способности, философ… Это связано с чем? И ведь лежит на поверхности. Думай, Федя, думай. Что? На память пришла выставка Ивана Денисенко, которую капитан Астахов назвал каким-то там дурацким хаусом… И что бы это значило? Иван и Кротов дружили и вместе пили виски. Иван ночевал у Кротова, спасаясь от мужа знакомой дамы с топором… И что? И ничего. Ни проблеска. Пойдем по порядку. Это случилось в гостиной? Нет, позже. В кухне? Нет. В спальне? Нет, кажется… Тогда, возможно…

Тут трепыхнулся мобильный телефон Федора, и он вздрогнул. Чертыхнулся: не вовремя!

– Алло! – В телефоне молчали. – Алло, – повторил Федор. – Лидия, это вы? Почему же вы ушли?

– Федор, это мы! – заверещали в телефоне. – Это Влада! Помните такую? Хотим пригласить вас назавтра в музей!

Она еще что-то радостно кричала, потом замолчала. Ему было слышно, как она препиралась с кем-то вполголоса и хихикала… видимо, убеждала Лидию взять трубку. А потом наступила тишина…

Он усмехнулся и снова подумал, что Лидия необычная девушка. Вспомнил, как они вчера целовались в парке, а потом ужинали и слушали музыку, а потом… Ладно, оборвал он себя, время не ждет. Не желая вдаваться в долгие объяснения с капитаном Астаховым, Федор отстукал ему послание следующего содержания: «Фантом появился у К. 26 июля. Возможно, после обеда». Вот пусть капитан и проверит, вернулся Кротов на работу в означенное время или нет. Или встретил прекрасную рыжеволосую девушку в полдень в парке и увез к себе, позабыв обо всем на свете.

Добравшись до города, сидя в своем белом «Форде», он достал мобильный телефон и набрал Владу, собираясь спросить у нее номер Лидии. К его удивлению, ответила ему Лидия…

Премьера! Ура! Состоялось. Несмотря на свары, недовольства, облыжные обвинения, зависть – как всегда. Даже драка имела место быть. Прима выплеснула воду в лицо Леночке Булах за то, что та сказала, мол, всякие старые кошелки не дают ходу молодым и перспективным, а главный подкаблучник боится ее как огня. И что в итоге? Ничего. Леночка Булах играет леди Брэкнелл, старую зануду, а молоденькую очаровательную Сесили – прима, старая кошелка с морщинистой шеей. Леночка громко фыркала, глядя на прыжки примы, от которых поднималась пыль и дрожала сцена, и, видимо, напророчила: у примы накануне премьеры выпал зуб, сбоку, но если широко улыбаться, то видно, вдобавок шипение. Тут же пополз слушок, что зуб пострадал при падении в собственной спальне ночью после стаканчика красного, без которого прима не спит, как доктор прописал. Дантист наскоро поставил временную коронку радикально белого цвета и слегка большего размера…

Сказать, что премьера имела успех, значит, сильно преувеличить резонанс. На приму всегда ходят, да, все верно, но играть молоденькую девчонку в пятьдесят, согласитесь, перебор! Лео Глюк расстарался, облил елеем в своей «Лошади», но публики все меньше. На третьем спектакле полупустой зал.

В общем, было отчего впасть в депрессию и перекусать всю труппу, а еще забиться в истерике, потребовать доктора и «Скорую», выпереть всех из уборной и приказать не беспокоить до третьего звонка. Спектакль через сорок минут…

– Заперлась, сейчас клюкнет, – сказала Леночка Булах своей подружке Татьяне, костюмеру, – и вуаля: морда красная и цыкает зубом.

Девушки уютно устроились в театральном кафе за чашечкой кофе, такие разные, но понимающие друг дружку с полуслова. Леночка – тощая, жилистая, злая, а Татьяна, наоборот, большая, добродушная и смешливая. Мамочка, называет ее главреж, тот, что с язвой, хотя старше на добрый десяток. Он у них новый, из столицы, по причине развода уехал в глушь, оттуда сбежал, здесь не прижился. Запросы у него оказались столичные: и трактовка не такая, и репертуар отстой. Нервничал, в итоге разгулялась язва, он и слег, один, без присмотра и сочувствия. Татьяна не избежала участи остальных, облаянных столичной штучкой – неврастеник обозвал ее толстой коровой, – но будучи человеком добрым и сострадательным, стала навещать болезного и носить ему куриный бульон. Она никогда не забудет его лица, когда он открыл дверь и увидел ее с сумками…

Да, так насчет примы. Это брехня про вино, подлые инсинуации. Прима не пьет перед спектаклем, железное правило у нее, так что нечего гнать. Она просто приляжет на часок подремать, а перед этим выпьет чаю с ромашкой. Роль Сесили она заслужила, выстрадала, давно мечтала и вообще обожает Уайльда. И Моэма. Не говоря уже о Вильяме Шекспире. Английский театр ее страсть. Звездная роль – Джулия Ламберт из «Театра». Одна из. Роль Сесили – тоже неплохо. Неврастеник главный противился, говорил: устарело, английские сарказмы приелись, не воспринимаются сегодня, никому это не нужно. А нужны, наоборот, драйв, мысль, энергетика. Или костюмное яркое зрелищное шоу. Современность нужна. Можно историческую драму, да! Но уступил, она ему стерла рог, не боец. Ей все в конце концов уступают. Вещица, конечно, пустячок, водевиль, не то что суперзвездная Клеопатра – мечта любой актрисы. Клеопатра в «Антонии и Клеопатре»! Три года назад. Помпезность, свита, антураж, позолота и гром труб. Даже белый конь с расчесанной гривой на сцене. Антоний – молодой перспективный Вадик Куртов, красавчик, каких поискать. Мускулы, торс, золотой лавровый венок. Прима в золоте и бирюзе, в радикально черном парике с косичками, с устрашающим гримом. Занавес в стороны и бурные аплодисменты, переходящие в овации. Это было зрелище!

А любовные сцены! Публика рыдала от зависти и восторга! И бурный роман на зависть коллегам, причем не только на сцене. Спектакль продержался почти полтора года. Пик карьеры! Тут еще ненормальный восковой скульптор подвернулся, в ногах валялся, просил… Нет! Умолял! Конечно, кто бы отказался. Фурор! «Фураж», говорит Вадик…

Бешеный успех! Весь театр ходил в музей на премьеру – в смысле на открытие. Злые языки заткнулись, сказать было нечего. Правда, позволили себе сравнить изображение и оригинал не в пользу оригинала, но это так, мелочи, от бессилия и той же зависти. Прима не ходила, а летала. Так высоко еще никто не поднимался! Памятник при жизни, живая легенда.

– Помнишь, как он смотрел на нее? – спросила Леночка. – Она потом намекала, что втюрился, проходу не дает.

– Кто? – не врубилась Татьяна.

– Да скульптор этот! Стоял, зыркал… Неадекват какой-то.

– Скульптор? – удивилась Татьяна. Куда это занесло подругу! – Все люди искусства неадекваты. А скульптура шикарная.

– Ага, она туда каждый день бегала, налюбоваться не могла. А этот лизоблюд, придворный летописец…

– Лео Глюк? – Татьяна рассмеялась.

Журналист из «Вечерней лошади» ей нравится – веселый, всегда комплимент скажет и шоколадку подарит. Как-то случайно заглянула в его портфель, а там с десяток шоколадок.

– Ну! «Самое выдающееся событие года, запомним навеки, весь мир с нами!» Целый номер посвятил.