Обнаженная Япония. Сексуальные традиции Страны солнечного корня - Александр Куланов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Любовь вкушая вновь и вновь,
Я не заметила рассвет.
Близка разлука — слезы лью,
И рукава влажны.
Мне говорил он про любовь —
Да правда это или нет?
Случайно ль вымолвил: «Люблю» —
Иль я ему милей жены?
Ах, сердце некому открыть.
Хоть ты с собою позови —
О как же грустно вечно жить
В квартале проданной любви![44]
Но любовь любовью, а что же секс? Нет, секса в «календарных» произведениях о любви в Ёсиваре практически не было. Чтобы найти его, придется снова перейти на другую «тропинку».
«Сливовый календарь любви» — гламурная повесть об отношениях богатой проститутки-ойран с пламенным воздыхателем. Но не стоит забывать, что куртизанок столь высокого ранга практически никогда не насчитывалось в Ёсиваре больше десятка. Для остальных же — «напитки покрепче, слова покороче». Тут уж, как ни крути, как ни изображай высокие чувства, а каждому из участников встречи было ясно, кто к кому и зачем пришел:
Ночью минувшей дождик окропил
Персика розовые цветы.
Много ли тратит румян и белил
Юная гейша в расцвете красоты?
Спустится вечером в залу на часок
И перед зеркалом, будто невзначай,
Спросит: «Милей тебе персика цветок
Или цветок любви? Ну-ка отвечай!»
Гость улыбнется: «Персиковый цвет
Равных себе не знает под луной».
В гневе красотка: «За такой ответ
С персиком и толкуй — только не со мной».
Если же вы насладиться хотите
Прелестью нежной живого цветка,
Не пропустите, к нам загляните!
Летняя ночка так коротка...[45]
Пока гость наслаждался песнями и танцами приглашенных гейш, дзёро — проститутки менее высокого статуса, чем ойран, — ожидали клиента: «Если вы зашли в дома второго или третьего ранга, то процедура там совершенно иная и очень проста. Тем не менее, что очень важно для посетителей низкосортных домов: следует всегда быть крайне внимательным, иначе ваш кошелек немедленно окажется выжат слугами и служанками того места. Как они, так и девушки в таких заведениях не могут быть названы честными и добрыми, и если видят, что гость — провинциал или незнаком с этим кварталом, то их уловки для его соблазнения бывают настолько замысловатыми, что он, по крайней мере, будет вынужден потратить все наличные деньги.
Распутник, привычно посещающий этот квартал еженощно, приходит в знакомый дом, а на следующее утро у него в кармане ни гроша. Если девушка любит его, то может ссудить деньгами; если же нет, то отказывается платить по его счету»[46].
После того как денежные вопросы оказывались решены, можно было переходить в отдельные покои и... к предварительным ласкам. В Японии до сих пор поцелуй — естественная для европейцев форма выражения эротической симпатии к существу противоположного пола — является чем-то странным, предосудительным орудием женщин из Ёсивара, а не способом коммуникации влюбленных. Японцы целуются редко и делают это весьма своеобразно (см. Приложение). Поцелуй тут явно относится к области интимных предварительных ласк, и японское издание индийской «Камасутры» примерно так поцелуй и «позиционирует», подразделяя его на несколько видов: «Поцелуй незначительный — когда девушка лишь касается рта возлюбленного своим ртом, но сама не делает ничего. Поцелуй трепещущий — когда девушка, оставив на время свою застенчивость, желает коснуться губы, вошедшей к ней в рот, и для этого двигает своей нижней, но не верхней губой. Касающийся поцелуй — когда девушка касается губы возлюбленного языком и, закрыв глаза, кладет свои руки на его. Прямой поцелуй — когда губы возлюбленных прямо соединяются. Изогнутый поцелуй — когда головы возлюбленных склоняются друг к другу с небольшого расстояния»[47].
Поцелуи, покусывания, легкие щипки и сдавливания шеи следовали в начале свидания, когда дзёро и гость оставались наедине — полуодетые, поскольку кимоно легко подразумевает такую степень обнажения, и возбужденные танцами и саке. Естественно при этом, что японский мужчина обращает внимание в первую очередь на те признаки красоты и сексуальности женщины, которые уже знакомы вам по сочинениям Ихара Сайкаку: на ее обнаженную, выгнутую, часто подбеленную шею, голые пятки — венец эротизма и на главный признак бурного темперамента и высокой чувственности женщины — оттопыренные пальцы ног. Собственно, больше ничего из-под кимоно не видно.
Вероятно, в ласках этих немногих доступных мест японцы были мастера. Известно, что выпускались специальные наставления, руководства по воздействию на эрогенные точки на теле человека, которые изображались на специальных схемах. Ничего эротического, однако, в таких наставлениях нет. Они скорее напоминают современные нам «инструкции по чистке яйца, сваренного вкрутую» или «Пособия по петтингу», какие ныне во множестве издаются в Японии. В таких наставлениях объясняются очевидные нам с позиции сегодняшнего дня вещи, хотя, возможно, для своего времени это была очень «продвинутая» в сексуальном плане литература.
В описании интимных контактов во избежание оскорбления нравственности средневековые японцы прибегали к китайскому способу шифрования сексуальной техники цветистыми поэтическими терминами, не оставляющими, впрочем, своей прозрачностью сомнений в точности догадок. До нас дошли несколько подобных манускриптов, составленных завсегдатаями Ёсивары. Один из таких знатоков, некий Окада Сёги, в 1794 году описывал женскую грудь как «многообещающие цветы тела, на них следует дышать и касаться рукой и языком», предварительные ласки именует «дрожащим шелком», а половой акт «умащиванием птички в гнезде». В старой китайской традиции «кручением стебелька» назван оральный секс, а куннилингус — «поисками зернышка». Совокупление сзади ассоциировалось с «разрезанием дыни»; взаимная мастурбация наводила на мысли о «смешении росы»; эрекция была подобна «дереву плоти»; лобковые волосы — «черному мху». Конечная цель, то есть оргазм, называлась «лопающимся фруктом»[48].
Стоит заметить, что китайские трактаты о любви, как ранние, так и ровесники ёсиварских путеводителей, были значительно более подробны и поэтичны, а их иллюстрации, в отличие от японских гиперболизированных гравюр, рассказ о которых еще предстоит, действительно являлись иллюстрациями, исчерпывающе дополнявшими текст учебных пособий по изощренному (опять же в понятиях XVIII века) сексу. Тот век был горячим временем и в Европе — начиналась эпоха расцвета эротических талантов Казановы, маркиза де Сада и сотен тысяч их гораздо менее именитых последователей. Но если в Европе подобных «сексуальных активистов» ждала сомнительная, хотя и прочная слава (вспомним, что маркиз де Сад таки умер в психиатрической лечебнице), то в Японии даже немногочисленные христиане были не прочь прикоснуться к таинствам божественной любви, не видя в этом никакого греха. С христианским подходом к роли женщины в сексе японцев роднило представление о том, что во время полового контакта партнерша должна была находиться или, по крайней мере, демонстрировать состояние полной внешней покорности, зависимости от мужчины, готовность потакать его желаниям. Разница только в природе желаний.