Обнаженная Япония. Сексуальные традиции Страны солнечного корня - Александр Куланов

Для тех, кто исполнен желания сопоставить свои сегодняшние возможности со средневековыми японскими запросами, российский исследователь А. Н.Фесюн потрудился составить своеобразный прейскурант Ёсивары, проиндексировав при этом цены XVIII века в сегодняшние и переведя японскую валюту в привычные нам доллары. Благодаря ему мы сегодня можем сказать, что краса и гордость Ёсивары — ойран — стоили около 180 долларов, а дешевые уличные потаскушки обходились клиенту всего в 1,5 доллара. Такой широкий диапазон цен создавал отличные возможности для разных социальных слоев средневековой Японии в удовлетворении своих сексуальных потребностей. Правда, не стоит забывать, что помимо оплаты секса, по крайней мере в дорогом варианте, клиенту предстояло нести еще накладные расходы: оплачивать еду, питье, гейш, лодочников и т. д. — все это с высокой «ёсиваровской» наценкой. Судя по всему, посетитель Ёсивары мог оставить в этом городе наслаждений в среднем около 350 долларов за вечер, что с учетом невысоких доходов изолированной от внешнего мира току-гавской Японии было весьма значительной суммой.

Провести с тобою ночь или денежки сберечь?

Ладно, отдаю пять тысяч, пересплю с тобой![33]

На что клиент мог рассчитывать в ответ, выкладывая немалые или, наоборот, небольшие суммы на маленький столик цукуэ? Прежде всего на придирчивую оценку своих возможностей: «Высыпает из кошелька, привешенного спереди на поясе, всего один бу и пригоршню мелочи, монеток тридцать с горошину величиной, и несколько раз пересчитывает напоказ. Невольно злость берет: какое ничтожество!»[34]А если уж мужчина был в состоянии позволить себе секс чуть выше рангом, чем короткий половой контакт с дешевой проституткой, то и партнерше он старался преподнести себя как можно более значимо. Конечно, на веселый разгул в приятной компании (приятность ее обеспечивалась собственной кредитоспособностью) это правило так же действует и сегодня:

В мире бренном ты живешь.

Пей-гуляй в гостях!

Завтра вспомнишь и вздохнешь

О минувших днях.

Разве кто-то на века

Жизнью овладел?

Вроде смертного пока

Ждет иной удел...

Я потешиться не прочь —

Заходи любой!

Всю сегодняшнюю ночь

Проведу с тобой.

Ничего, что допоздна

Ждет тебя жена, —

Пей вино, пока в бутыли

Не увидишь дна!

И наконец, никто не забывал о том, что в этой удивительной стране его место в обществе может если и не зависеть на самом деле, то выглядеть зависящим от того, насколько дорогую женщину из «веселого квартала» он содержит. Это правило отчасти существует в Японии и сегодня — в переложении для хостесс; нечто подобное действует и в других странах: очень часто мужчина выглядит именно настолько, насколько выглядит его женщина, но, пожалуй, только в Ёсиваре эта аксиома была доведена до рациональной рафинированности. Ихара Сайкаку подсчитал и, что называется, диву дался, когда узнал, во сколько обойдется содержащему ее мужчине дорогая ойран из Ёсивары: примерно 66000 современных американских долларов, что — опять же, при тогдашнем уровне жизни — было доступно совсем немногим жителям Эдо.

Но экономия в злачном квартале всегда опасна, и Ёсивара здесь не исключение. Рассказывают о любопытных обычаях, с которыми сталкивались те, кто рисковал приходить в недорогие публичные дома на тростниковых болотах в надежде получить «халявную» любовь:

«Существовали также низкосортные заведения — бори-дзяя, — где деревенский житель мог напороться на угрозы, шантаж, жестокость и грабеж. Девки завлекали жертву внутрь сладкими обещаниями. Там ему начинали льстить; появлялись саке и еда (незаказанные), приходило много гейш (неприглашенных), которые принимались петь и танцевать. Чашки осушались, бутыли с саке наполнялись вновь.

Несчастная жертва не могла даже заплатить по счету и убежать. Никто не брал у него денег, но и не позволял уйти. А саке все прибывало и прибывало. День и ночь могли пройти в оргии, покуда несчастный наконец не проваливался в сон. После этого его карманы исследовались и, если он обладал достаточной суммой, танцы продолжались; в противном случае его, обобранного, выталкивали на улицу.

Если возможности гостя оказывались переоценены, к нему в дом отсылали крикливую бабу (цуки-ума), которая проживала с жертвой до тех пор, пока тот не расплатится; либо же деньги выбивали силой.

Множество посетителей Ёсивары приходили просто поглазеть: туристам и даже женщинам позволялось осматривать место. В билетных чайных домиках (киттэ-дзяя) выдавались пропуска. Были просто любопытные, не имевшие денег; они приходили поглазеть и пообсуждать женщин за решетками. Поскольку многие из них являлись бедными студентами юридического отделения (хорицу), зеваки в целом так и назывались — хорицу. Зачастую такой студент шантажировал хозяина борделя на предмет бесплатного визита, указывая ему на какое-либо отступление от принятых правил или на нарушение закона. В первоклассных домах обычно разговоров о деньгах не шло; даже наутро об этом не произносилось ни слова; и слуга провожал гостя в представивший его чайный домик. Здесь его ждал тяжелый удар: счет, включавший все. Чайный домик получал деньги, хозяйка кланялась и получала свои чаевые, и за все уплачивалось: за гейш, еду, выпивку, ночь любви — за все разом. Истощенный гость, мучимый похмельем, не был в состоянии оценить замысловатый счет, поднесенный ему со многими поклонами.

Существовала даже кредитная система: хорошо известный, много тратящий гость мог приходить в долг на протяжении нескольких месяцев. Если он пытался скрыться, не заплатив, переведя свое внимание на другой чайный домик, система тайного оповещения вскоре раскрывала это, и кредитная линия для него в чайных и публичных домах закрывалась навсегда.

Страсть, говорили содержатели борделей, не яйцо, ее не удержишь»[35].

Зная подобные реалии Ёсивары, несложно понять, как важно было эдоским мужчинам правильно позиционировать себя в этом злачном месте, где можно возвыситься и даже стать героем безумно популярных пьес и баллад о жизни ойран, а можно расстаться с последними медяками и самой жизнью — все в зависимости от того, насколько ты был богат изначально — деньгами и сообразительностью. Естественно, многочисленные литературные памятники той эпохи сохранили до наших дней в основном трогательные истории. Хотя они и считались современниками не очень приличными, так как их главными героями были куртизанки высокого ранга, их ученицы и гейши, на деле же все «неприличие» как раз и ограничивалось недвусмысленным указанием профессии или места проживания героини или степенью ее приличий относительно финансовых связей с клиентом. Все остальное — сюжет и слог — больше всего напоминало уже хорошо знакомую нам аристократическую прозу эпохи Хэйан с ее романтическими героями-любовни-ками, стихотворными посланиями на рассвете и мокрыми от слез рукавами кимоно — просто кимоно были не аристократок из Киото, а проституток из Ёсивары. Поистине, ничто не в силах изменить чувства людей: