Иерихон - Басти Родригез-Иньюригарро

— Очень подробный план, спасибо, что изложила, — Кампари смотрел в стену. — Хотя Дик не ходит ко мне по утрам.

— Не смеши меня. Что ещё может связывать тебя и уволенную курьершу, выкидыш второго разряда?

— А вот это уже интересно, — прошептал Кампари, чувствуя, что верхняя губа подёргивается, обнажая зубы. — Хочешь сказать, она мне не ровня? Мы ж все — «винтики одного механизма», невзирая на разряды и род занятий.

— Ты сам так не думаешь. Мне пора. Я тебя предупредила.

Сентябрь принёс жаркие, засушливые дни, а ночами у обитателей восточной стены стучали зубы — систему отопления включали в монастыре лишь к началу ноября.

Бессонница не отступала, кататония сменялась истерическим возбуждением. Кампари покрывал страницы блокнота клубками зачёркиваний, неровными строчками о наводнениях, огне и смерти. Его преследовал запах гнилой крови.

Рисующий кошмары архитектор Пау, с потерей которого командор смирился, стал навязчивой идеей. Кампари невольно представлял его похожим на себя самого, только моложе, красивей, лучше. Всё, что в Кампари было намёком, эскизом, в Пау было чётким, уверенным штрихом.

«Блестящие способности, большие виды на будущее», — Кампари наслушался восторженных отзывов и в старшей школе, и в Центре, но в глубине души знал: они яйца выеденного не стоят. Он пускал пыль в глаза, потому что не попал в отупляющие жернова интерната, а на деле никогда не отличался вниманием и усидчивостью, и без монастыря светил бы ему второй разряд.

Пау был несомненно талантлив. Пока командор вился ужом в своих ограниченных полномочиях и прятал во внутренний карман неприметный блокнот, Пау выходил из берегов, выплёскивался на стены комнаты, на бумагу, которую не имел права расходовать, и кончил там, где и должен был. Скорее всего, Пау никогда не выйдет из Психиатрического отдела, став первым «неизлечимым безумцем» за сотню лет. В этой развязке было величие. Командор с радостью поменялся бы с ним местами.

С радостью. Кампари с изумлением понял, как не хватает ему способности радоваться. Игра света на стенах, ночной порыв ветра в окно, полумрак библиотеки, бесстыжий лоск отражения в зеркале — всё проходило мимо.

Так и до Медицинского Совета недалеко: «Давайте двойную дозу, только пусть меня отпустит». Надо было встряхнуться. Грубые, примитивные меры — самые верные. От внешнего к внутреннему.

— Господа, через три дня общий сбор, в шесть вечера, на конечной 43-й Линии.

— У старой фабрики? — уточнил Фестус. — Про которую никак не решат, перестроить или снести?

— У песчаного карьера! — сообразил Клемент.

— Опоздавших в нём и закопаем, — кивнул Кампари.

— Всё-таки бегаем по Линиям в темноте? — простонал Виктор.

— Повторно изучаем ландшафт? — с надеждой перебил Феликс.

— Проводим учения перед штурмом Совета? — вступила Дик. — Не смотри на меня так!

— Нет, — ответил Кампари им всем. — Планируется бездарная трата времени и чудовищное нарушение режима. Кто против?

Единодушное «за».

— Тащите еду, которую не жалко, питьевую воду, одеяла: сидеть на земле холодно даже у костра. Там есть перелесок, дрова найдём.

— А чем поджигать будем? — удивилась Дик.

— Это я беру на себя.

— О, монастырские закрома! А нам оттуда что-нибудь светит, кроме спичек? — раздались голоса старших.

Не забыли времена, когда их было шестеро, а Кампари ещё не носил эполеты. Он ухмыльнулся:

— Само собой.

— Вас же недавно отравили, — подняла бровь госпожа Авила, когда Кампари попросил у неё «две-три бутылки чего покрепче».

— Не равняйте химическую диверсию и добровольную интоксикацию, — возразил он. — К тому же, я не собираюсь истреблять ваши запасы в одиночестве.

— Опять развращаете свой отряд?

— Именно, и три бутылки на семнадцать человек — ничто.

— Не при условии, что одиннадцать из них даже запаха алкоголя не знают.

— Двенадцать, — уточнил Кампари, вспомнив о Дик. — Дайте того, прозрачного, отдающего хвоей.

— Сейчас вы ещё пару лимонов потребуете, — предрекла настоятельница.

— Это уже наглость, — потупился Кампари. — Но вы окажете мне неоценимую услугу?

— Лишь бы хинина не просили — даже мои возможности не безграничны.

— А жил бы с медиками, снабжал бы нас чистым спиртом, — вздохнула Дик, изучая сверкающие в последних лучах солнца бутылки.

— Зачем спиртом? Лучше сразу «успокоительным», — вдумчиво отозвался Кампари, всю дорогу обнимавший позвякивающий мешок, как лучшего друга. — За дровами со мной пойдёт старшая пятёрка. Разведём костёр до темноты.

Вернувшись из перелеска с прутьями и корявыми ветками, они обнаружили, что одеяла уже расстелены на песчаной почве, метрах в пяти от спуска в карьер.

— Ни одно дерево не пострадало, — прокомментировал Кампари. — Насобирали с земли. Вы что, три дня не ели?

Свёртки на одеялах поражали количеством, хотя не радовали разнообразием: курица, картошка, морковь, подсохший и свежий хлеб.

— Я и смотрю — разом осунулись, — усмехнулся Кампари.

— Мы готовились! — Виктор ткнул пальцем в буханку, демонстрируя её мягкость. — И у некоторых из нас курьеры побывали вчера, а не три дня назад! Командор, что это?

Все уставились на ослепительно жёлтые лимоны.

Солнце коснулось горизонта, бетонная стена фабрики ещё полыхала красным, зато сложенные шалашом ветви полыхать не хотели. Изведя половину спичечного коробка, Кампари отчаянно ругался, зная, что может спасти положение, и не желая этого делать. Сумерки быстро сгущались.

— Твою ж мать, — пробормотал он, пока компания делила еду на равное количество кусков, и достал из внутреннего кармана блокнот.

Вырвав и скомкав десятки пустых страниц, он рассовал их между ветками, обложил прутьями потоньше, потом, зажав горло одной из бутылок пальцем, сбрызнул свой шедевр алкоголем. С новой спички огонь занялся.

Кампари поднял торжествующий взгляд на фабричные окна, чернеющие за маревом разгорающегося пламени, и всем нутром ощутил барьер — прямо за перелеском.

Близостью границы питались споры на тему того, как поступить с фабрикой, да и будущее карьера вызывало вопросы. Во всякое время года рабочие отгоняли технику и уезжали домой за три часа до заката — так велела служебная инструкция, то ли проявляя снисхождение к суеверным страхам, то ли искусно их подогревая.

— О такой роскоши, как стаканы, никто, как и я, не подумал? — обернулся Кампари к спутникам.

— Мы договорились делиться водой, — пробасил Феликс. — У меня тут пять двухлитровых капсул.