Его изумительный поцелуй - Тереза Медейрос

— Это у ваших людей такой обычай? — спросил Эш, стараясь выиграть время и переводя взгляд на Фарука. — Все ли ваши гости женского пола проходят такую углубленную… подготовку?

Фарук расхохотался.

— Много воды утекло с тех пор, как мы вместе учились в Итоне. Я даже забыл, что вы, англичане, не в меру стыдливы.

— Судя по тому, что я читала в газетах, — сказала Кларинда, — скандально известного капитана Берка едва ли можно обвинить в ханжеской стыдливости. Путешествуя по Африке, он подробным образом изучал местные культуры, — она чуть помедлила, и глаза ее стали еще более зелеными, — как мирские, так и плотские.

— А я помогал ему в этом, — вмешался в разговор Люк. — Я считал это своим христианским долгом, поскольку являюсь его самым близким другом.

Эш искоса взглянул на него, предупреждая взглядом, что его долг заключается также в том, чтобы держать язык за зубами, если ему не хочется, чтобы его сердце проткнули сервировочной вилкой.

Фарук наклонился вперед, явно заинтересовавшись темой разговора.

— Здесь не Англия. Здесь мы не стыдимся обсуждать то, что происходит между мужчиной и женщиной, воспринимая это как один из величайших даров Аллаха. Здесь мы можем говорить о таких вещах, которые вызвали бы даже у ваших самых отъявленных поборников свобод приступ меланхолии.

— Капитан Берк, кажется, немного побледнел, — заметила Кларинда, которая с самым невинным видом пристально глядела на него, склонив голову.

Фарук осторожно положил пальцы на ее руку.

— Что бы вы, люди Запада, ни думали о нас, мы отнюдь не варвары. Мы не получаем удовольствия от того, что насильно подчиняем женщин своей воле.

По правде говоря, Кларинда сама изъявила желание пройти обучение искусству любви… Прибыв сюда три месяца назад, она решила научиться всему, что требуется знать, чтобы сделать мужчину счастливым.

— Возможно, надо дать ей побольше времени, — вкрадчиво сказал Эш. — Тем более что придется овладеть искусством, противоречащим ее природе.

Насмешливое выражение лица Кларинды стало сердитым. Пальцы ее свободной руки так сильно сжали ножку бокала, что Эшу показалось, будто она готова выплеснуть содержимое ему в физиономию.

Фарук поднес руку Кларинды к губам и нежно поцеловал ее.

— Она говорит, что не хотела бы разочаровать меня, когда придет в мою постель в первый раз.

Эш резко оторвался от созерцания руки Кларинды, которую ласкали губы султана, и снова взглянул на ее лицо, испытав прилив радости. Все-таки он приехал не слишком поздно. Кларинде еще только предстояло лечь с султаном в постель. Он даже не сразу вспомнил, что радоваться следовало не ему, а его брату.

— Это очень предусмотрительно с ее стороны, — пробормотал он.

— Я горячий мужчина, — сказал Фарук. — И, как вы можете себе представить, мне совсем не хочется ждать наслаждений, которые обещает ее взгляд. Да и какой мужчина в здравом уме захотел бы этого? Но как я могу отказать ей, если она с такой радостной готовностью пообещала одарить меня своей невинностью?

Эш застыл на месте, даже дыхание его замерзло в горле. Неожиданно оказалось, что это Кларинда не может смотреть ему в глаза. Она вдруг обнаружила что-то весьма интересное на дне своего бокала. Случайный наблюдатель, увидев, как залились розовым цветом ее щечки, мог бы по ошибке счесть это стыдливым румянцем.

Пристально взглянув на ее опущенную головку, Эш тихо промолвил:

— Я вижу, почему мужчина может пойти на любую жертву, лишь бы завоевать такой приз.

Кларинда взглянула ему в глаза, а Фарук одобрительно кивнул:

— Ее наставницы говорили мне, что она очень способная и старательная ученица и скоро будет готова принять мои ухаживания и стать моей женой.

Не успел Эш оправиться от нового удара, как Люк подал голос:

— Вы хотите сказать «одной из ваших жен», не так ли? Разве у вас не принято иметь более одной жены, не считая множества наложниц?

— Это правда, но Кларинда знает, кто будет первой как в гареме, так и в моем сердце.

«Надолго ли? — цинично подумал Эш, когда Фарук одарил Кларинду еще одним любящим взглядом. — Пока Фарук не спасет еще одну юную красавицу от продажи на невольничьем рынке?»

— Когда же произойдет это знаменательное событие?

— Менее чем через две недели, — ответил Фарук. — По предложению Кларинды мы отложим наше бракосочетание до того, как ей исполнится двадцать один год.

Эш отхлебнул глоток вина, который попал прямо в дыхательное горло. Пока он кашлял, один из слуг подбежал к нему и услужливо похлопал по спине. Глаза Кларинды предостерегающе вспыхнули, потом прищурились так, что остались только изумрудные щелочки. Эш жестом прогнал слугу, надеясь, что Фарук припишет слезы радости на глазах Эша последствиям инцидента с вином, попавшим не в то горло.

— Возможно, вы и мистер Д’Арканджело могли бы отложить свой отъезд и уехать после бракосочетания? — предложил Фарук. — Я и моя невеста почли бы за большую честь, если бы вы вместе с нами отпраздновали это событие.

Эш поднял бокал в импровизированном тосте. Слова его были обращены к Фаруку, но взгляд предназначался только для Кларинды.

— Вы оказываете скромным гостям большую честь, чем они заслуживают, ваше величество. Я ни за что в жизни не упущу такой возможности.

Вскоре после восхода солнца Фарук выскользнул из дворца в окружавшие его цветники в надежде не попасться на глаза бдительным телохранителям. Как правило, они, словно собаки, следили за каждым его шагом даже тогда, когда он находился в полной безопасности в стенах своего дворца. После вчерашнего утреннего нападения у него не оставалось иного выбора, кроме как последовать совету дяди Тарика и воздержаться от такой роскоши, как утренние прогулки верхом. По крайней мере когда он скакал туда-обратно по пустыне, когда глаза обжигал летящий в них песок, а горячий ветер рвал волосы, Фарук мог сделать вид, будто он свободный человек, не связанный многовековыми традициями.

За последнее время такие моменты свободы стали еще более редкими и драгоценными. От него без конца что-то требовали. Женщины из его гарема добивались его внимания. А дядя Тарик настойчиво советовал тратить больше золота на укрепление дворца, оборонительные сооружения которого были и без того в великолепном состоянии. Или убеждал его доказать собственное превосходство, объявив войну какому-нибудь соперничавшему султану. Его дядюшка всегда приравнивал мир к проявлению трусости и утверждал, будто каждый настоящий воин должен сойти в могилу с мечом в руке и с боевым кличем на устах.

Дядюшка безмерно стыдился того, что его собственный брат — отец Фарука — скоропостижно умер в самый разгар празднования перемирия с одним из старейших врагов Эль-Джадиды. Уж лучше бы подождал, пока его отравят. В результате его неожиданной смерти Фарука отозвали в Марокко, чтобы он принял на себя тяжелое бремя обязанностей султана после всего одного года обучения в Итоне.