Теория бесконечных обезьян - Екатерина Звонцова

Меня… заметили. Александр подошел, в ярости схватил меня за волосы, ударил и… повозил по мостовой лицом. Они ведь все так делают, не пугайтесь, я привыкла. Было довольно больно, но я могла его понять: а если бы вы узнали, что кто-то поставил в вашей и так-то не самой простой жизни камеры, сделал из нее реалити-шоу? Похоже было в фильме с зайкой Джимом Кэрри, «Шоу Трумена». А ведь он сам меня позвал. Просто еще не знал об этом.

Круг шестой. Он все понял и сказал совсем тихо: «Поговори со мной. Пожалуйста, расскажи мою историю и усыпи моих волков». Я кивнула, зная, что мое лицо разбито, и радуясь, что никто этого не увидит. Зубы целы, и отлично.

Круг седьмой. Я проводила в 1917-м каждый день, я забыла свое имя, небо и время, я почти перестала есть. Я писала и больше всего на свете, как и всегда, боялась кому-нибудь солгать. Боялась – и хотела. Особенно в Екатеринбурге. Я думала: есть же жанр альтернативной истории. Может… может… хотя бы Алексей – и выживет? Или Михаил с Джонни? Сбегут? Но я уже знала, что они не выживут. И что это – только первая треть романа.

Круг восьмой. Меня расстреляли в лесу под Пермью, а потом еще раз, в Ипатьевском доме. А потом я продолжила писать. Звучит ужасно, но мне полегчало, когда началась Гражданская война. Будто треснул лед, под которым до этого меня держали в полынье. Махно и Щусь стали читать мне свои стихи. Я иногда напеваю их по пути в «Пятерочку», потому что ко мне вернулся аппетит. На черный хлеб тянет почему-то. Всю жизнь его ненавидела.

Лютая погодка;

Воля задарма

Вырвана решетка;

Взорвана тюрьма… [16]

Я на девятом круге прямо сейчас. Я дописываю третью, последнюю часть – и допишу скоро. Колчака уже предали-выдали, Каппель лишился ног, движение погибло – и Александр остался один. Близится его эмиграция. Но думаете, это будет конец? Нет, Данте был гуманнее нас.

Десятый круг всегда одинаков: страх будущего. Кто заглянет в наш ад, кто захочет там задержаться, ничего ли не сломает там, в нас или… в себе? В моей читательской жизни были книги, после которых я будто умирала и заново рождалась. И я уже знаю, что для кого-то такими становятся мои. Если честно, страшно: а вдруг кто-то… не проснется? А если я сама не проснусь? Кто-то меня такую увидит, окровавленную и ненормальную, забившуюся в угол в попытке спастись от чужих голосов и судеб? Все поймет? Каждый раз схожу с ума, так рада, что есть еще работа, хорошая моя работа, где все во плоти и где можно укрыться, как в землянке.

А ведь на одиннадцатом круге к нам еще присоединится Паша, с которым мы будем долго и хрипло спорить, что и как делать дальше. На двенадцатом книга выйдет, и в ад включатся читатели, магазины, блогеры, критики. Книга окажется сначала на расстоянии вытянутой руки от меня, потом – на расстоянии нескольких высоченных полок, потом – на расстоянии вечности. А дальше как водится. Пустота и повторение, повторение… ведь новые силуэты уже идут навстречу. Но пока волки не замолчали. Они воют. Они плачут. Первая часть была для меня самой тяжелой, потому что самой несправедливой. Я вижу мальчика с кровавыми розами на теле. Вижу юношу, не щурящегося на солнце. И вижу мужчину, уже раненного в плечо, но бегущего мимо чекистов к своему мертвому секретарю. И я раз за разом возвращаюсь под лед, думаю о том, какой чудесный жанр – альтернативная история, и жалею, что он не мой. А еще я думаю о том, сколько в моей книге… золота. И нет, это я не про то, что она крутая. Настоящее золото: яйцо Фаберже в первой части, проклятые сокровища анархистов во второй, украденный союзниками золотой запас в третьей… Столько золота и столько крови. Волки тоже золотые, но воют только на кровь.

Смотрели «Шоу Трумена»? Слышали о Сумеречном яйце? И каковы круги вашего персонального ада?

5. Демоны клубных уборных

…Он один из немногих авторов, которых в мыслях я зову чаще по псевдониму, чем по имени, – почему-то привык. Джуд. Джуд Джокер, в жизни – Женя. На пикабу, имхонете, в инстаграме и в ЖЖ у него всегда был ник Hey_Jude! Ну а мультяшным злодеем с зелеными волосами он иногда украшает аватары. Носитель хаоса. Он, родимый, только улыбка своя.

Он издается сразу в обеих наших редакциях: в моей он принц фэнтези, в соседней – знаток теории эмоционального интеллекта и креативной психологии. Двое из ларца, не так чтобы с лица одинаковых, но, как ни крути, родственников.

Джуд чуть постарше Вари. Когда мы начали сотрудничать, он только защитил диссертацию и стал самым молодым доктором в своем институте, чем гордился небывало. А вообще он… эдакий Симор Гласс довоенных лет – может, поэтому подростки чуют в нем своего и книги его любят, даже едва ли понимая там все-все подтексты. Странно рассуждать так о взрослом парне, но правда: вне работы Джуд часто забывает о сглаживании углов, а любой черно-белый мир угваздывает таким количеством полутонов, что жить там становится очень сложно.

Большинство вещей, которые он говорит, люди предпочитают не произносить или хотя бы смягчать. Это такие «очевидные неочевидные» вещи, крайне неудобные, причем для всех. Например, Джуд уверен: люди должны не просто «стать толерантнее ко всякой божьей твари», а научиться судить других по поступкам – и ни по чему больше. А детей стоит заводить не когда «часики», а когда готов отдать ребенку всего себя – чтобы потом, призывая его к порядку, не потрясать над головой усохшим трупиком загубленной молодости. Ну а что касается все той же больной темы отзывов, подкосившей Варю… Это он обожает. Забавно, но именно после диалога на схожую тему я понял: Джуд Джокер – та еще вещь в себе. Проходным автором, как и проходным человеком в редакции он не будет.

В тот день я позвал его выбирать художника обложек: первая книга о Чайном мире разлетелась так, что допечатывать ее в нашей на тот момент единственной (страшной, как призрак перестройки, и мучительно умиравшей от старости) фэнтези-серии я счел глупым; сразу рискнул и выбил Джуду авторскую. Делать велели «под Сэра, но по-своему», так что я захотел приложиться к процессу, да и пообщаться с типом, который так