Теория бесконечных обезьян - Екатерина Звонцова

– А еще БАР, – тревожно прошелестел мне уже почти в ухо Джуд.

– Что?..

– Да ничего. – Он вздохнул. – Незаразно, с этим живут, но… не сердитесь, короче. Хольте и лелейте ее ершистость, не бойтесь ее сложности – и сами офигеете однажды с того, какой у вас классный сотрудник.

«Огонь-девочка» вскоре доросла до ведущего. Когда это случилось, а Анюта собралась в счастливый декрет, Женя сам попросился к «ластоньке» под крыло. Теперь его художественные проекты ведет Дана, и он ее безропотно слушается. Даже интересно… сдаст ли он очередной роман или Дана будет очень-очень зла? Впрочем, не будет: у нее сейчас то, что врачи вроде называют стадией нарастающей депрессии. Она может только ползать, работать и, когда работы нет, глядеть в пустоту, превращаясь в залитый нефтью цветок с чьей-то могилы.

Варь, а ты помнишь, как сказала, что если бы в какой-нибудь книге тебе встретилась персонифицированная Боль, то это была бы Дана? Но Дана не Боль. У Боли платиновые волосы.

Сыро. Старо. Посредственно. Безграмотно. Сыро. Даже не старо, а просто нафталин. Сыро.

Отвратительное подражание Сэлинджеру. Плоская копия Бардуго. Яхина для бедных.

Очень много воды, где сюжет? Очень много сюжета, где вода?

Утренние письма, которые я наугад отобрал из папки внешней корреспонденции. Текст за текстом в помойку. В помойку. В помойку. Имейлы летят в виртуальную корзину, но, то ли сбрасывая осточертевшее напряжение, то ли просто чтобы не окостенеть, с каждым отбракованным автором я вырываю из прошлогоднего ежедневника лист, комкаю и швыряю в реальное мусорное ведро у стола. Так проще. От ежедневника все равно пора избавиться. Там Варя. Много Вари. «Позвонить Варе», «приехать к Варе», «показать Варе обложку», «купить Варе подарок». «Коньяк». «Шоколадное мороженое». «Акт». Варь, тебя не будет в новом ежедневнике. Разве что «проверить, как там Варина могила».

Хватит. Работать. Эта идея уже была в трех прошлогодних бестселлерах и на четвертом протухла. А с этой лучше пойти к доктору. Сыро. Сыро. Сыро. Это нужно переписывать.

Я из породы шеф-терьеров, которая так называемый самотек – присылаемые рукописи – не сваливает весь на плечи редакторов-щенят, а предпочитает хоть часть обнюхать своим старым носом: а вдруг?.. Текстов много. В них немудрено утонуть. Читатели сейчас часто это делают – тонут в книжном море и, наглотавшись затхлой воды, вываливаются на берег посиневшие, трясущиеся, но хуже всего – так и не научившиеся плавать. А у меня для них заготовлена курьезная новость: издатели – такие же бедолаги. Мы тоже барахтаемся. Тоже теряем курс. И тоже порой тонем.

В СССР сам подход к выбору книг казался другим. Книгоиздание было Башней, неприступной, сложенной из мощных камней классики, соцреализма, революционно-военной прозы. Башня объединяла и книги, и журналы, и газеты – все пути к читателю. Одни ворота. Для всех. Башня высилась мрачно и монументально, новые крупные камни появлялись редко, некоторые наподобие Довлатова пращой вышибались в дальние дали. Мелкие камешки осыпались иногда после первой же публикации. Жестоко? В чем-то. Была ли литература в целом качественнее? Да, хотя многое упускала. У Башни была стража, идейная до зубов. Если кто-то осторожно пытался добавить в фундамент необычный камешек – лиловый, серебристый, а то и лунный, – мог получить по рукам. Хорошо, если газетой, а не прикладом.

И вот Башня пошатнулась. Камни потрескались, стража сменилась на более лояльную, голодную, храбрую, жадную. Взять Башню стало проще, Большой Идеи никто уже не требовал. Требовали всё, кроме нее. Все, что прежде старательно прятали на дне умов и под стопками макулатуры. Требовали смелости и разнузданности. И никакого битья по рукам.

Всем желающим места таки не хватало – и вокруг Башни вырос Городок: любительские журналы; издательства, печатающие книги за деньги; бескрайний интернет. Проигравшие штурм больше не превращались в пыль, просто селились в Городке. Странное место сродни сталкерской Зоне: от некоторых обитателей хочется бежать, отбиваясь Пушкиным, но совсем рядом те, кому самое место на вершине Башни, – просто не сложилось и не сложится. Боятся. Не захотели. Слишком сложны, слишком просты или и то и другое: неудобоваримый коктейль для ума, ненавидящего игру в наперстки. Или что-то не срослось в личном плане, тоже бывает. Даже покорившие Башню авторы часто уходят. Полностью счастливых редакционных коллективов не бывает, а все несчастливые несчастливы по-своему.

Варь, помнишь, как ты переживала из-за нашего романа? Говорила, что все это «неэтично», дергалась, когда я, если мы рядом садились, за руку тебя брал незаметно. Личные отношения редактора с автором – это вправду сложно. Как у пациента и врача. Вообще… не дружите с авторами, говорили нам в институте. Не нужно вот этих душевных сближений. Душевность – для ваших жен-мужей-детей-приятелей. Да хоть для вашей собаки, для любимого актера, для продавщицы из продуктового: улыбнитесь ей лишний раз, она вам хлеб свеженький продаст. А автор заканчивается там же, где и его книга. Миролюбие, поддержка и конструктивный диалог. Дальше… дальше лирика, иллюзия контроля, игра в дружбу и взаимное сидение на шее. Уже не деловые отношения, а какое-то… какое-то… Варя, как ни странно, метче всего это описала. Хотя нас с ней как дуэта это не коснулось.

Однажды из «Аргуса» ушла одна из постоянных авторов – с нее началась первая наша детективная серия «СыщИкс». Серия давно разрослась и не бедствовала, но с Лилей Шубиной у нас были прекрасные отношения, позади много лет вместе. Отношения проиграли в неравной борьбе с предложенными переводами, газетами, пароходами. Конкурент был больше и щедрее, так что Лиля пожелала нам успехов, а вскоре выпустила новый цикл в другом издательстве – в переплете, в стильном дизайне в духе качественных киноплакатов. Коллеги сделали ей правда красивые книги. Наши обложечные будущие дачники, конечно, не могли и рядом стоять. Не то чтобы я переживал… хотя переживал. В один из особо желчных дней к нам как раз приехала Варя и спросила, а что, собственно, случилось, почему я такой печальный. Я рассказал и в заключение признался:

– Знаете, Варь… и денег не жалко, и серия не пропадет, а мерзко. Наверно, я ревную.

Варя засмеялась.

– Да? Ревнуют либо тех, кого до безумия любят, либо тех, с кем никак не могут сойтись.

Я подумал, что ни один вариант мне не подходит, и удивленно поинтересовался:

– А иначе, по-вашему, не бывает?

– Не бывает. Тех, кого мы любим, мы ревнуем потому, что они наш воздух. А вокруг тех, с кем хотим сойтись, прощупываем почву и боимся обвала. Каждый человек, которого они, например, к себе приближают, не замечая