Секрет девятого калибра - Алексей Макеев

– Маман-то? Не знаю. Наверное, жива.

– Вы не в курсе? – удивился Лев Иванович.

– Она изменила отцу и поплатилась за это. С тех пор я ей ни слова не сказал. Все ее жалкие попытки наладить со мной отношения потерпели неудачу. Мы не общаемся до сих пор. Карина поддержала мое решение. Она видела мать на фотографиях и сказала, что я ни разу на нее не похож.

– А что же отец? Почему не забрал вас к себе?

– Он вроде хотел, но потом передумал. Решил, что с бабушкой мне будет лучше. Сначала мы жили втроем, но потом у отца появилась какая-то Галя. Я даже запомнил, как он говорил, что она хорошая, и спрашивал, не буду ли я против того, чтобы она стала иногда приходить в гости. Ну а потом он резко переехал. Думаю, что бабушка была категорически против его подружки и выперла отца на фиг. Теперь у него своя квартира и своя жизнь.

– Он все еще с Галей?

– Там странные отношения. Они не живут вместе, но и не расходятся вот уже… сколько лет? Давно. Я вообще мало что об этом знаю. Может, у него уже другая.

– Понятно. А как зовут вашу маму?

– Людмила, – неожиданно тихо ответил Евгений. – Люда. Бабушка вообще не называла ее по имени. Но если вспоминала при мне, то говорила: «Твоя мать». Так что да, даже я иногда вспоминал, что она существует.

О родителях и новой пассии отца Женя рассказывал не так, как о родной бабке. Когда речь заходила о других людях, его тон резко становился пренебрежительным, в нем отчетливо сквозили нотки высокомерия и даже презрения. Казалось, он испытывает некое удовольствие, говоря об отсутствии связи с матерью и провальной попытке отца завести новую семью. Казалось, он был рад, что у них так и не получилось устроить свою личную жизнь. Слушая его, Лев Иванович все больше убеждался в том, что отношения в семье Лигуновых были не такими уж и радужными еще до появления Карины. Помня о том, что чаще всего убийца прячется в ближайшем окружении своей жертвы, Гуров, несмотря на чистосердечное признание Лигуновой, пытался найти хотя бы один слабенький намек на то, что Евгений тоже мог расправиться со своей подругой. Однако парень ни разу не дал усомниться в том, что любил Карину и с трудом переживает ее смерть.

Возвращаясь домой, Гуров прокручивал в голове состоявшийся разговор и прекрасно понимал, что внук Лигуновой сообщил ему далеко не все, несмотря на то что алкоголь позволил ему поделиться самым откровенным. «Значит, мать зовут Людмила Артемовна, – вспомнил Гуров. – Изменила мужу, с сыном не общалась. Или свекровь не разрешала? Если так, то Евгений с детства живет с поломанной психикой, и спустя много лет полученная в детстве психологическая травма вполне могла трансформироваться в желание взять реванш. Отомстить родителям, заставить их мучиться так, как мучился в детстве он. Избавиться от ощущения ненужности, с которым он столкнулся, когда исчезли те, кто должен быть рядом с ребенком. Он и работой себя нагружает не просто так, а, скорее всего, чтобы доказать самому себе, что он не пустое место». Но у Жени в момент убийства было крепкое алиби. Правда, лучший друг, который с ним пил в ту ночь, мог сказать неправду.

За всю свою жизнь Лев Иванович не раз успел пожалеть о том, что не обладает хотя бы минимальными знаниями в области психологии. Конечно, специалисты всегда были рядом и помогали разобраться в причинах поведения того или иного человека, но перед этим Гуров все равно пытался докопаться до истины сам. Интуитивно, по-своему. И часто выбирал верное направление. Расследование убийства Карины Михайлиной, поначалу казавшееся обычной бытовухой, неожиданно предстало с другой стороны, но Гуров прекрасно понимал, что без опытного клинического психолога ему не обойтись. А для этого снова нужно будет время.

На Петровку Лев Иванович решил не возвращаться. Поликлиника, в которой трудился педиатром Петр Егорович Лигунов, располагалась на той же ветке метро, по которой ехал Гуров. Он заглянул на сайт и убедился в том, что Петр Егорович сегодня должен принимать пациентов во второй половине дня.

«Поеду без предупреждения, – решил Гуров, убрав телефон. – Застану врасплох. Алиби у него нет. И о нем вообще мало что известно».

Прежде чем зайти в поликлинику, Лев Иванович решил отдышаться и дать отдых голове. Он купил бутылку с водой и присел отдохнуть на автобусной остановке. Чтобы не терять времени, решил позвонить генерал-майору Орлову и узнать последние новости.

– Лигунову забрали на «скорой» в больницу, – сообщил Орлов. – Определили в реанимацию. Сердце. Прогнозы дают очень осторожные.

– Значит, все-таки не домашний арест, – пробормотал Гуров.

– Дома-то она побывать успела, но задержалась там ненадолго.

– Все будет хорошо, Петр Николаевич. Я сейчас хочу побеседовать с ее сыном, а то его алиби мне совсем не нравится.

– Действуй, – одобрил Орлов. – Думаешь, мужик что-то скрывает?

– Да там не семья, а черная дыра. Кстати, помнишь, что убитый смотритель в доме на Тверской фиксировал визиты некоей Людмилы?

– Ну да, она постоянно приходила к Лигуновой.

– Мать Евгения, кстати, тоже зовут Людмилой, – сказал Гуров. – Значит, бывала она в гостях у прежней свекрови. Но сама Лигунова об этом ни слова не сказала. Наоборот, всячески демонстрировала свой уединенный образ жизни. Но сын утверждает, что мать не видел с детства.

– Ты проверь, – остудил пыл Гурова генерал-майор. – Хотя такие совпадения случаются не так уж и часто.

– Если бы к бабушке приходила медсестра или помощница по имени Людмила, то вряд ли Василий Васильевич записывал бы именно ее имя. Скорее профессию или цель визита. Либо фамилию. А тут как-то уж слишком по-свойски – «Людмила». Будто бы давно ее знал.

– И когда она в последний раз навещала Елизавету Ильиничну?

– За неделю до того, как та убила Карину. А потом наступил перерыв. Раньше такого не было, и Людмила приходила в гости регулярно.

На том конце провода зашелестели бумаги.

– Что я могу сказать, Лев Иванович? – вздохнул Орлов. – Сначала надо ее найти.

– В том-то и дело.

– Добрó, Лев Иванович. Сегодня пятница,