Чтение мыслей. Как книги меняют сознание - Вероника Райхль

настоящего чтения. До свободно парящего чтения у Рольфа доходят руки только на каникулах. Тогда он и Силия едут на море или в горы, устраивают долгие прогулки и наконец читают в полной тишине. Вечером они рассказывают друг другу о книгах, зачитывают вслух понравившиеся отрывки и убеждают себя, что в этом полном боли мире все же могут быть хоть немного счастливыми.

То, что Рольф так много работает и так редко имеет возможность по-настоящему читать, не меняет того, что он считает себя счастливым. У него есть каникулы, а во время семестра он утешает себя тем, что будет жить в постоянном контакте с удивительными текстами. Желать большего было бы чересчур.

Не чувствуя почвы под ногами

Аннетт читает Сьюзен Бак-Морс

Уже два дня Аннетт с удовольствием читает работу Сьюзен Бак-Морс «Гегель, Гаити и универсальная история» («Hegel, Haiti, and Universal History»). Бак-Морс пишет, что Гегель знал об успешном восстании рабов, поднятом на Гаити в 1791 году, и что его рассуждения о рабе и господине были тесно связаны с той революцией. Сейчас все читают эту книгу. И Аннетт уже давно следовало ее прочитать независимо от того, будет она в дальнейшем заниматься изобразительным искусством или философией. Дело в том, что Аннетт ищет способы читать европейских маскулинных гигантов философской мысли с позиций феминизма и антиколониализма. Быть может, как раз Бак-Морс ее этому и научит.

Аннетт читает книгу Бак-Морс в электричке, на перерыве во дворе академии искусств и дома за ужином — несколько чечевичин в салатном соусе падают на страницу и оставляют на ней жирное пятно. Наибольшее удовольствие Аннетт получает от сносок. Их очень, очень много — они составляют более пятидесяти процентов текста, и она внимательно читает каждую. Сноски дают дополнительную информацию, которая вызывает у Аннетт неподдельный интерес. Например, она узнаёт, что постоянно нараставший в Европе спрос на кондитерские изделия увеличил объемы производства сахара и тем самым ухудшил условия труда рабов на Гаити. Что в окружении Гегеля было много масонов (вероятно, и сам он к ним примыкал). Что Сьюзен Бак-Морс видит в Джудит Батлер единомышленницу, хотя на первый взгляд может показаться, что их интерпретации молчания Гегеля по поводу событий на Гаити диаметрально противоположны. Даже названия и места издания цитируемых книг и журналов привлекают внимание Аннетт. Они показывают ей неочевидные взаимосвязи, с которыми она хотела бы ознакомиться и о которых ей удалось бы узнать другими способами, только приложив колоссальные усилия.

Как и при чтении всех других книг, которые по-настоящему интересуют Аннетт, она проверяет достоверность нескольких источников. Ее поражает, что, кажется, никто, кроме нее, так не делает. Неужели остальные не хотят знать, насколько обоснован тот или иной текст, можно ему доверять или — зачастую к полной неожиданности читателя — лучше не стоит? Неужели всем абсолютно все равно, что многие авторы произвольно цитируют тексты и совершенно не интересуются первоначальным контекстом приводимых отрывков?

В книге «Гегель, Гаити и универсальная история» — как Аннетт и ожидала — все имеет под собой основу: Бак-Морс пишет о событиях, о людях и о том, что они говорили или писали. Она также рассказывает, из каких источников об этом известно, насколько они могут считаться достоверными и почему. Бак-Морс как бы постоянно повторяет: все, что она знает, известно ей лишь по той причине, что кто-то записал это с указанием некоторого контекста. Она чувствует, что в долгу перед этими людьми. Аннетт считывает это по ее формулировкам. Например, Бак-Морс пишет:

В ходе, вероятно, самого яркого выражения политических взглядов за всю карьеру он [Гегель] превратил сенсационные события на Гаити в центральный элемент аргументации в «Феноменологии духа»[20].

И тут же делает сноску:

Здесь уместно упомянуть точку зрения Теодора Херинга, высказанную им на Международном Гегелевском конгрессе в Риме в 1933 году. В результате исследования становления «Феноменологии духа» он пришел к «удивительному» выводу, что эта книга не была составлена органически или в соответствии с четким планом, а представляет собой серию поспешных решений, принятых под воздействием внутреннего и внешнего давления, и написана в невероятно сжатые сроки — за лето 1806 года (см.: Pöggeler, 1973. S. 193)[21]. Наблюдения Херинга сопоставимы с доводами, которые привожу я[22].

Подробности, о которых рассказывает Бак-Морс, позволяют Аннетт почувствовать почву под ногами. Словно с каждой новой деталью едва мерцающее нечто присоединяется к конкретной точке общего ландшафта. Знакомство с новыми подробностями — это шаг по твердой поверхности. Контакт. Контакт. Контакт. Каждый из подобных контактов несет с собой маленькую, но весомую радость. С каждым из них Аннетт еле слышно с облегчением вздыхает. Как будто при этих контактах небольшая часть едва заметного мерцания в душе Аннетт — совершенно очевидно, что оно есть, хотя она об этом и не подозревает — наконец обретает ясность.

Чтение книги Бак-Морс отличается от также доставляющего ей удовольствия чтения работ Гегеля. При чтении трудов Гегеля Аннетт тоже предпринимает шаги, однако в этом случае уместно скорее говорить о том, что она парит, так как, делая очередной шаг, никогда не знает, наступит ее нога в следующую секунду на твердую почву или всего лишь на облако смысла. Хотя ей кажется, что она уже более или менее понимает Гегеля, каждый ее шаг представляет собой только возможность будущего контакта, но не сам контакт. Аннетт нравится чувствовать, как она парит в непосредственной близости от значения: перед ней будто раскрывается пространство, наполненное вибрирующими текстами Гегеля. Возможно, Аннетт никогда не удастся побывать внутри этого пространства, но ей нравится стоять на входе и с любопытством заглядывать внутрь.

Долгое время чтение работ Гегеля представлялось Аннетт осмысленным. Благодаря им она усвоила бóльшую часть общепринятого знания, с Гегелем были согласны и ее преподаватели (как в академии искусств, так и на философском факультете), и уж тем более ее друзья и знакомые, проявляющие интерес к философии. Через несколько месяцев Аннетт начала писать полухудожественные миниатюры к гегелевским понятиям: это была игра с языком Гегеля и его идеями, а также попытка вырезать небольшой и четко очерченный лоскут из общего полотна. Для Аннетт к тому же было очень важно не просто использовать короткие цитаты, как это принято в сфере искусства, а обращаться с тезисами Гегеля в соответствии с тем значением, которое они могли иметь в контексте оригинала. Несмотря на то что это были полухудожественные тексты и своего рода эксперимент, философский компонент был в них представлен