Стенающий колодец - Монтегю Родс Джеймс

выставляя напоказ свои густые волосы, из-за которых, да еще из-за свойственного ему свободного образа жизни он получил кличку Авессалом. Да он и сам поговаривал, что укоротил жизнь старого Давида, подразумевая под таковыми словами своего отца, сэра Иова Чарлетта, уже старого и очень достойного господина.

Хочу заметить, что мистер Касбери сказал, что не помнит год смерти сэра Эверарда Чарлетта – это случилось то ли в 1692-м, то ли в 1693 году. Он умер совершенно неожиданно в октябре.

(Опускаю несколько строчек о его неприятных привычках и правонарушениях.)

Мистера Касбери смерть его сильно поразила, так как еще прошедшим вечером он видел его в прекрасном расположении духа. Его нашли в канаве, и ходят слухи, что волосы были содраны с его головы. Так как человеком он был знатным, в Оксфорде по нему звонили чуть ли не все колокола. Похоронили его вечером другого дня на кладбище Святого Петра. Но два года спустя преемник его решил перевезти гроб с телом в поместье, и рассказывают, что гроб случайно раскололся и внутри оказалось полным-полно волос. Такое может показаться невероятным, но в различных печатных изданиях, например в «Истории Стаффордшира» доктора Пиота, можно найти упоминание о подобных прецедентах.

После его смерти в апартаментах его были содраны обои, и у мистера Касбери сохранился кусок от них. Говорят, что рисунок на этих обоях сей Чарлетт придумал сам специально в память о своих волосах. Художнику, который выполнял его заказ, он дал свой локон. И кусочек, который я здесь приколол, оторван от того куска, который дал мне мистер Касбери. Он считает, что в этом орнаменте скрывается какая-то хитрость, только сам он ее не разгадал, потому как желания разглядывать его он не возымел.

Деньги, потраченные на занавески, оказались пущенными на ветер.

Когда эту историю услышал мистер Каттелл, он прокомментировал ее цитатой из Шекспира. Какой именно, я думаю, что вы без труда догадаетесь сами. Она начинается:

Есть многое на свете…

Случай из истории собора

Как-то раз одному ученому джентльмену поручили составить отчет об архиве Саутминстерского собора. Изучение сих письменных источников требовало времени, поэтому ему показалось целесообразным устроиться в пансионе этого города. И хотя члены церковной общины были щедры на гостеприимство, мистер Лейк предпочитал ни от кого не зависеть, что было признано вполне резонным. И в конце концов декан в письменном виде предложил мистеру Лейку, если тот еще комнаты себе не нашел, связаться с мистером Уорби, главным церковным служителем, дом которого находился вблизи от церкви. Мистер Уорби был готов принять на три-четыре недели тихого постояльца. Такое разрешение вопроса вполне устраивало мистера Лейка. Стороны легко пришли к соглашению, и в начале декабря, подобно диккенсовскому мистеру Дэтчери (как Лейк заметил сам себе), будущий исследователь поселился в очень удобной комнате в старинном и «соборном» доме.

Человек, прекрасно знакомый с обычаями соборных церквей и пользующийся столь явным расположением, в частности, декана и членов капитула, не мог не вызвать уважения у главного церковного служителя. Мистер Уорби согласился даже на некоторое изменение порядка вещей, которого он придерживался годами сам и заставлял придерживаться своих постояльцев. А мистер Лейк, в свою очередь, пришел к заключению, что церковный служитель – прекрасный сотоварищ, и не упускал возможности насладиться с ним беседой после трудового дня.

Однажды вечером, часов этак в девять, мистер Уорби постучал в дверь к своему постояльцу.

– Я как раз собираюсь идти в собор, мистер Лейк, – сообщил он, – а помнится, я обещал вам при первой возможности показать, как он выглядит ночью. Погода сейчас хорошая, теплая, так что, если вы хотите…

– Да, я пойду, мистер Уорби; крайне признателен, что не забыли о моей просьбе… вот только надену плащ.

– Вот ваш плащ, сэр, и вот фонарь: ночь стоит безлунная, а нам предстоит шагать по ступеням.

– И кто-нибудь решит, что видит Джаспера и Дёрдлса, вернувшихся в реальный мир, – заметил Лейк, когда они переходили через площадь. О том, что церковный служитель «Эдвина Друда» читал, Лейку было уже известно.

– Очень может быть, – хмыкнул мистер Уорби, – правда, я сомневаюсь, что подобное сравнение можно посчитать комплиментом. Странные порядки в нашей церкви, сэр, как вы думаете? Каждый день в семь часов утренняя служба, да еще с хором. Ныне голоса у мальчишек не те, а некоторые, по-моему, даже собираются просить прибавку к жалованью, если капитул заставит и их работать… особенно альты.

Они подошли к юго-западному входу. Мистер Уорби стал отпирать дверь, и мистер Лейк спросил:

– А бывали случаи, когда кого-нибудь запирали по ошибке?

– Дважды. В первый раз пьяного моряка, и как он там только оказался?.. Наверное, заснул во время службы. Когда я его освободил, он так ругался, что крыша чуть не обвалилась. Боже! Как же он орал! Сказал, что в первый раз за десять лет посетил церковь, и поклялся, что ноги его больше тут не будет. Ну а в другой раз нашел внутри старую овцу – детишки забавлялись. Но ничего, больше они в такие игры не играли. Вот, смотрите, сэр, как у нас тут. Наш последний декан часто сюда посетителей приводил, только ему нравились больше лунные ночи – он их стихами приукрашивал, о шотландском соборе, кажется. Но, по моему разумению, собор производит более сильное впечатление, когда совсем темно. Он становится шире и выше. Теперь, сэр, если не возражаете, подождите меня здесь, в нефе, а я поднимусь в хор: кое-что сделать надо. Вы потом поймете, что я имею в виду.

Лейк остался ждать. Прислонившись к колонне, он следил за подрагивающим лучом света. Тот сначала скользил по полу, потом стал подниматься вверх по ступенькам, ведущим в хор, и, наконец, уперся то ли в ограду, то ли в какой другой предмет мебели, и видны были лишь колонны да крыша. Через несколько минут Уорби появился у входа в хор и помахал Лейку фонарем, подзывая его к себе.

«Надеюсь, что это действительно Уорби, а не привидение», – подумал Лейк, проходя неф. Ничего плохого, как выяснилось, его не ожидало. Уорби показал ему бумаги, которые он извлек из кафедры декана, и поинтересовался, понравилась ли ему церковь в темноте. Лейк признал, что сие зрелище стоило того, чтобы его увидеть.

– Наверное, вы так привыкли ходить сюда по ночам, что вам уже и не страшно, – предположил он, когда они поднимались по ступенькам к алтарю, – но, если, например, книга упадет или дверь проскрипит, вы ведь вздрагиваете?

– Нет, мистер Лейк, внимание на шум