Элмет - Фиона Мозли

Папа сказал, что для начала надо бы связаться с немногими друзьями, которых он завел в деревне. В последние месяцы он оказывал помощь разным людям, и, хотя на большинство из них особо рассчитывать не стоило, были два-три человека, которым он мог бы довериться. Его друг Питер испытывал к мистеру Прайсу еще менее теплые чувства, чем мы, посему решено было встретиться с ним.

В гости к Питеру мы отправились вечером следующего дня. А утро провели на некошеной лужайке перед нашим домом. Вставший спозаранку Папа вынес наружу стулья и кухонный стол, накрыв его клетчатой клеенкой. Я приготовил яичницу с беконом, Кэти заварила чай, и мы вышли с едой из дома, чтобы позавтракать под ярким, но негреющим утренним солнцем. Бекон мы получили от мясника по имени Эндрю, еще одного из немногочисленных папиных друзей. Эндрю хорошо его просолил, но нарезал толстовато, так что пришлось подольше держать куски на сковороде, следя за тем, чтобы они прожарились, но не подгорели. Глазунья приготовилась быстро в растопленном беконном жире, впитав его соль; белки подрумянились снизу до цвета жженого сахара, но желтки остались жидкими и золотистыми. Я слегка подогрел тарелки в духовке, прежде чем раскладывать еду, и дополнил каждую порцию куском хлеба.

Завтрак на свежем воздухе с Папой и сестрой всегда был мне в радость, а тем утром даже больше обычного. Мы не забывали о своих проблемах. Мы знали, что наш дом в опасности. Но в то утро, ощущая лучи ярко-белого солнца на своих тонких, еще не загоревших руках и вонзая зубы в хрустящую беконную прослойку между кусками свежего хлеба, я был счастлив, как никогда.

Бледное небо рассекла стая чаек — затененные снизу, эти птицы казались черными.

Завтрак и последующее приятное безделье заняли большую часть утра, а после полудня мы прогулялись по роще и окрестностям. Ставили новые и проверяли старые ловушки, и, если попадалась дичь, мы с Кэти звали Папу, чтобы он ее прикончил. В другие дни это время отводилось на работы в курятнике и на огороде — если там было что делать, конечно.

Папа заранее предупредил Питера о нашем визите по телефону из будки в деревне, куда мы прибыли уже в сгущающихся сумерках. Папа зашел в будку, предварительно выбрав из мелочи несколько десятипенсовиков, а мы с Кэти остались снаружи. Вокруг все провоняло мочой.

Это была старая телефонная будка классического красного цвета, да только почти вся краска облупилась, и теперь железный каркас был рыжим от ржавчины. Стекла растрескались, но пока еще не выпали из рам. Папа снял трубку с рычага; я услышал отдающийся эхом скрежет наборного диска, а потом чистый звук гудков.

Кэти достала свои курительные принадлежности и начала сворачивать сигарету. Земля под нашими ногами была усеяна окурками различной давности, которые походили на маленьких коричневых слизней, расползающихся во всех направлениях по смешанной с табачным пеплом грязи. Кэти свернула сигарету и для меня, зажгла спичку из коробка, который хранила в нагрудном кармане, и дала мне прикурить прежде, чем поднесла огонек к своей самокрутке. Я затянулся настолько глубоко, насколько мог без кашля, и выпустил дым сначала в направлении сестры, а потом поверх ее головы в ночной воздух.

Из будки доносился приглушенный папин голос. С Питером он проговорил недолго, описав ему ситуацию в самых общих чертах. После того раскрыл дверь, взял мою сигарету, сделал затяжку и вставил окурок обратно мне в рот.

— Идем, — сказал он.

До дома Питера было примерно полмили, и мы преодолели это расстояние, почти не разговаривая. Главную улицу деревни освещали фонари янтарного цвета. Сенсорные лампочки на домах вдоль дороги ненадолго загорались, когда мы проходили мимо. Кое-где были включены телевизоры, судя по мерцанию на задернутых шторах. В одном доме громко ругались мужчина и женщина на фоне младенческого плача. У этого дома Папа замедлил шаг и внимательно прислушался, но затем догнал нас, а шум ссоры постепенно угас позади.

Дом Питера стоял на самом краю деревни, а его протяженный сад далеко вклинивался в фермерские поля. Собственно дом был немногим больше нашего. Семидесятых годов постройки. Отделан декоративной штукатуркой. Внутри все было скромненько и пустовато. ТВ-тумба, но без телевизора. Коллекция компакт-дисков, но без проигрывателя. И прочее в том же ключе.

Кровать была перенесена из верхней спальни в заднюю комнату первого этажа, чтобы Питеру не приходилось подниматься по лестнице. Двустворчатая дверь из гостиной в ту комнату была приоткрыта, и я разглядел ком из простыней и подушек, пару зеленых пивных бутылок и коробку с бумажными салфетками на прикроватном столике.

— Значит, Прайс хочет, чтобы ты работал на него? — сказал Питер, как только мы с Папой и Кэти уселись в кресла. — Думаю, следующее, что он сделает, — это прикажет тебе выдворить меня отсюда.

— Ты его арендатор? — спросил Папа.

— Да, — сказал Питер. — Или, точнее, я был им, пока мог вносить плату, но сейчас мне ее уже не потянуть. Он собирается меня выселить, даже не дожидаясь судебного решения. Готов поспорить, он охотно поручил бы это дело тебе. Чтобы надломить тебя морально, заставив изгонять друга. Он знает, что ты помог мне в тот раз. Я о твоей разборке с Коксвейном у казино.

В тот вечер мы прикончили две бутылки виски без малого. Папа сказал, что этот день достоин крепкого завершения, и отправил Кэти с видавшей виды пятидесятифунтовой купюрой за лучшим бухлом, какое найдется в деревенской лавке. Папа с Питером приняли на грудь львиную долю, наливая себе сразу двойные порции и не затягивая с повтором.

Мы с Кэти пили медленнее и разбавляли виски водой. Она все время дымила, и я тоже выкурил несколько самокруток. В целом нам удавалось следить за ходом разговора, хотя временами кто-нибудь из нас двоих клевал носом.

— Большинство людей здесь продали свои дома Прайсу, — говорил Питер. — А если и не ему, то другому лендлорду, который с Прайсом неразлейвода. Все эти местные богатеи — одна шайка-лейка, устраивают в его усадьбе пирушки с пальбой по мишеням. Они все повязаны вкруговую. Совместно проворачивают разные дела. Варятся в одном котле.

— И где находится этот котел?

— Я без понятия, Джон. И не спрашивай. Я не имею даже счета в банке, а когда имел, не было повода интересоваться всякими там инвестициями и процентными ставками. Но у них рыльца в одном и том же пуху. У всех лендлордов в округе. А Прайс у них за главного. Они подкидывают друг другу наводки и долями вкладываются в проекты. Торговые. Фермерские. Земельные. В таком вот духе, подробностей не знаю. Но знаю, что верховодит у них Прайс. Всегда и во всем. И если он заимеет на кого-то зуб, тут же накинется и остальная свора. В сущности — так или иначе — Прайс владеет всем графством.

— Насколько понимаю, часть его бизнеса легальна?

— Причем большая часть. Девяносто процентов его сделок вполне прозрачны. Ты в первую очередь видишь остальные десять процентов только потому, что сам давно крутишься в том же мире, Джон. — Питер слегка усмехнулся. — А зачем тебе это? Думаешь найти какие-то зацепки в бухгалтерии? Откопать доказательства? Привлечь полицию?