Чужая воля - Наталья Александрова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты даже не позволяешь мне оправдаться!
Я рассказала ему историю, которую выдумала тут же, сходу.Иногда концы с концами у меня не сходились, но Олег, я думаю, отнес это за счетмоего нервного состояния и общей бестолковости, которой по его мнению, я сталастрадать в последнее время. Итак, я ни словом не обмолвилась о сундучке. И отом, что человек, сломавший шею в подвале, был мне хорошо знаком. В моемизложении все выглядело так, как будто я влезла в чужой двор в поисках Горация,что было истинной правдой, а там, возле заброшенного дома, на меня напалнеизвестный злоумышленник с пистолетом. Чего он хотел – ограбить меня илиизнасиловать, – я так и не успела узнать, потому что героический Горацийподоспел вовремя и мощным толчком сбросил злодея в подвал, где тот и сломалсебе шею.
Разумеется, Олег выслушал меня крайне недоверчиво. Не точтобы он не поверил в злоумышленника, думаю, он сомневался, что ленивый Горацийспособен хоть куда-то поспеть вовремя. Но, поскольку пес сидел посреди комнатыс видом победителя, Олег заподозрил неладное.
– Ты что, действительно ходила одна в отдаленный районпарка?
– Я не одна, а с Горацием.
– И что, действительно у того типа был пистолет? –продолжал допытываться Олег.
– Говорят тебе, что был! – я начинала злиться.
– И он правда упал?
– Послушай, кто из нас бестолковый… – начала былоя, но Олег уже направился к двери.
– Ты куда это?
– Иду проверять, что ты там натворила.
– Ты что, с ума сошел? Зачем тебе?
– А если там труп? А если тот тип не убит, а ранен, егоже никто не найдет!
– Ну и пусть! – я пожала плечами.
– Я должен посмотреть и вызвать милицию!
Уж очень он правильный, наверное, поэтому мы и развелись.Нельзя его никуда пускать. Я вспомнила, что говорил Еремеев: что он находитсяна окраине парка, что там заколоченные дома. Определить его местонахождениенетрудно, и после того, как он неожиданно замолчал, его сообщники наверняказаподозрили неладное и уже приехали туда. Надо думать, увидев труп, долго онитам не пробудут: ведь они думают, что я сбежала и вызову милицию, а имсветиться ни к чему. Может быть, действительно вызвать милицию? Но тогдапридется рассказывать милиции про сундучок, а я не могу. Если ВалентинСергеевич придавал ему такое большое значение, значит, в сундучке находитсянечто очень важное. Сначала я должна сама во всем разобраться.
Отговорить Олега от проверки трупа я не смогла, зато здоровосумела потянуть время. Сначала я долго умывалась, потом заявила, что мне простонеобходимо выпить чашку крепкого кофе, чтобы взбодриться, а потом оказалось,что у меня упадок сил, и мне необходимо съесть легкий завтрак, например,яичницу с ветчиной, два куска хлеба с маслом и сыром и еще одну чашку кофе смолоком и с сахаром. И Гораций тоже перенервничал и проголодался. Словом, черезполтора часа экспедиция в составе Олега, меня и ротвейлера отправилась на дело.О том, чтобы оставить нас дома, не могло быть и речи.
Дырка в заборе никуда не делась, мы осторожно пролезли черезнее и привели Олега к подвальному окошку. На первый взгляд во дворе ничего неизменилось, только ставня подвального окна была выломана и лежала рядом.Театральным жестом я указала в темноту подвала:
– Он там!
Олег заглянул в подвал и удивился.
– Там никого нет.
– Наверное, он отполз подальше, – неувереннопредположила я.
– Но ты же говорила, что он был мертв!
– Ну, может быть, он собрал последние силы, –продолжала я валять дурочку.
На самом деле я прекрасно поняла, что преступники ужепобывали здесь и увезли своего сообщника, живого или мертвого. Об этом говорилавыломанная ставня – попробуй-ка, вытащить такого плотного типчика черезподвальное окно! Будем надеяться, что они уже убрались подальше.
Но настырный Олег все же полез вниз. Есть в нем такое:обязательно нужно доводить до конца любое начатое дело, даже если это глупо.Очевидно, это тоже повлияло на мое решение с ним развестись.
– Видимо, у твоего грабителя хватило сил на то, чтобыотползти очень далеко. Тут нет ни его, ни пистолета. Не расстраивайся, –утешил меня Олег, вылезая, – по крайней мере, Гораций не будет чувствоватьсебя убийцей.
Еле-еле уговорила я Олега уйти домой, а сама закрылась навсе замки и открыла записи Валентина Сергеевича.
«Не знаю, кто прочтет мои записки. Я еще не нашел человека,которому мог бы полностью доверять и который в то же время был бы достаточносильным, чтобы не бояться тех, с кем столкнула меня судьба на старости лет.Пока же я спрячу в надежное место препарат, созданный в результате несколькихлет напряженного труда, и эти записки, где я вкратце объясняю причины некоторыхсвоих поступков, которые стороннему наблюдателю могли показаться странными идаже морально небезупречными.
Многие годы я возглавлял крупный научно-исследовательскийинститут, занимавшейся некоторыми вопросами биохимии. Чисто административнаяработа никогда не была для меня главной, на первом месте всегда стояла научнаядеятельность – те работы, которые я проводил с небольшой группой преданныхучеников в моей собственной лаборатории. Я знал, конечно, о существовании вмоем институте спецотдела – подобные отделы были раньше в каждом НИИ, это былов порядке вещей, но я никогда не сталкивался вплотную с сотрудниками этогоотдела: у меня своя работа, у них – своя, мы существовали как бы в разныхизмерениях. Так было до тех пор, пока начальник отдела, некто Г. (он,естественно, не имел никакого отношения к биохимии, и вообще ни к какой науке,а служил в известном ведомстве и, как я узнал позже, дослужился там до весьмавысоких чинов), – пока начальник отдела не пришел ко мне в лабораториюсобственной персоной. Он заявил, что проводимые в лаборатории работы ссегодняшнего дня засекречиваются. Он сам лично будет их курировать и следить застрожайшим соблюдением секретности. Он еще много говорил о государственнойтайне, о гражданском долге и о подписке о неразглашении. У меня его лекция невызвала никаких чувств, кроме возмущения: мне, директору института, ученому,достаточно известному и в России, и за рубежом, будет диктовать условия работыкакой-то жандарм, человек, не имеющий даже приличного образования… Второе, чторасстроило меня еще сильнее, – это вопрос: кто из моих учеников и сотрудниковпоставил Г. в известность о полученных нами необычных результатах? Яобводил их глазами, вглядывался в их лица – каждого я знал многие годы,некоторых – еще студентами. Каждому я доверял, и вот теперь… Теперь я утратилверу в их порядочность и научную этику. Самое страшное, что сделал подлостькто-то один, а подозревать приходилось всех.
Позже я поехал к академическому руководству, пыталсяобъяснить, что вмешательство полуграмотных „специалистов» в научную работунедопустимо, но все, к кому я обращался, отводили глаза и говорили, чтоинтересы государства требуют строжайшего соблюдения режима секретности. Иничего поделать с этим нельзя.