Плащ и галстук - Харитон Байконурович Мамбурин

эмоции и хотелки? Который понятия не имеет, что делать со всеми этими чувствами? У которого каждый импульс приоритетен перед вообще любыми доводами логики? Который никого не хочет слушать?

Подобное уже было при первом «пробуждении», но сейчас вылилось в настоящее стихийное бедствие. Чувства заслуженной актрисы большого кино, сейчас ведущей себя как… летающий ребенок на кофеине, щадились только слезными мольбами товарища Молоко, которую наша Юленька изредка и нехотя но слушала.

Пока та же Молоко не втолковала празднующей матери, что за беснующееся чадо надо браться всерьез, мы чуть не поседели. Палатенцо даже Сидорову довела настолько, что та, раздув пожар своей злобы из головы вообще ни в чем не виноватого мимо проходившего Васи, носилась с этим факелом по всей территории «Лазурного берега», издавая нечленораздельные вопли ярости. Причем, та самая ни разу не спортивная Сидорова, исправно дохнущая на каждой «разминке», резво уклонялась от изолирующих сферы бабы Цао, буквально предугадывая их появление! Еле скрутили тогда её.

Ну а теперь страдал только я. Это же надо как подготовилась, даже Светочкину развела на её переохлажденную воду… И ведь как летала-то с тазиком, как летала! Оставалась вне моего поля зрения всё это время. Аж страшно становится. Гениальный интеллект, прорва знаний, и всё это в руках неуравновешенного ребенка. Одно утешение — если злой Витя превращается в туман и устраивает шкодливому призраку приключения кота в стиральной машине — то ту потом долго колбасит и даже, вроде бы, тошнит.

С некоторым внутренним неприятием я принял холодный душ, а потом, подумав, принялся собираться. Процесс упаковки сумок после этого напряжного лета вызывал буквально чистое удовольствие. Никаких больше пионеров, никаких заносчивых комсомольцев, никаких жестких как обувная подошва инструкторов. Никакой Сидоровой, ходившей за мной по пятам почти неделю перед тем, как погрязнуть в общем пороке второго этажа! Никакой Окалины, у которой отдых сводится к процедуре «три дня бухать, час погреться на солнце»!

Один день перетерпеть и всё закончится. Сегодня даже тренировок нет. Хотя они — это хорошо. Теперь всю эту загоревшую и обросшую мышцами ораву никак нельзя назвать задохликами. Да я даже себя не назову! Стал вполне человеком! Кубики, бицепсы, трицепсы, мышцы на ляжках, а какой бикини-дизайн… ЧТО?!!

Мой нецензурный вой точно разбудил последних лежебок в Севастополе.

Побрили! Меня побрили! Спящего! Беззащитного!

Сука.

Так, Виктор Анатольевич, охладите траханье. Срочно. Да, тебе тяжко, да, над тобой шутят, да, у тебя в этом гнезде разврата полтора месяца рукопашного секса, потому что Сидорову ты не простил, а в игрищах прочих тебе участвовать не… не то, чтобы западло, но не хочется. Откровенно. Да, на тебя свалили бедного Васю, который так и не влился в общий коллектив, потому что люди — мудаки, не могущие себя заставить относиться нормально к такому же как они, только с горящей головой.

Хотя… далеко ли я от него ушел со своей маской? Точно такой же пария, даже несмотря на то, что за прошедшее время уже все абсолютно сдружились со всеми. Даже вечная война «коморских» приказала долго жить. Да что там говорить, даже Расстогин со Смоловой помирились! Сойтись снова не сошлись, конечно, но помирились!

Что-то плохое у меня настроение последние дни. С тех пор как наш с Янлинь проект банально отняли. Прилетели на голубом вертолете и просто-напросто реквизировали всю технику, скинув взамен идеально чистые ноутбуки и диски для установки системы. Китаянка плакала как ребенок целую ночь, а я сидел рядом и гладил её по голове. Майор обещала разобраться, но сразу было видно по её лицу, что блондинка не вдупляет над чем мы работали, а объяснять ей досконально? …не было настроения. Оно тогда рухнуло совсем в бездну.

Да и что толку, если проекту присвоена степень гос.тайны? Ожидать, что после такого вновь эти люди прилетят, многословно извинятся, отдадут наши разработки по дронам, а на прощание еще и в попку поцелуют? Ага, щаз…

Но вот желание чем-то еще теперь заниматься отбито было напрочь у нас обоих.

К майору я топал злой как собака. Не только за свою родную шерсть, которой не очень-то и дорожил, а вообще. Все лето нервотрепка, учеба, тренировки и надзор за этим загоревшим стадом, так теперь еще и отдушиной для поимевшего эмоции призрака прихожусь! Хватит это терпеть! Всё!

Поднявшись на второй этаж, правда, резко затормозил. А чего это я? Витюш? Ты чего? Ну вот ворвешься ты сейчас к собирающейся спать женщине, наорёшь как плаксивый хер, она тебя раздраженно выпнет, ты затаишь… и зачем? Ладно, допустим не выпнет, а вы поговорите, и ты вывалишь на нее претензии, да? И смысл? Нет, мы поступим по-другому. По-взрослому.

— Нина Валерьевна, у меня вопрос — в случае Юли можно сказать, что эксперимент завершен успешно? — спокойно и даже слегка весело спросил я полненькую ученую, куда-то несшую пустую кастрюлю.

— Витя? — изумленно вскинула та брови, останавливаясь, а затем по-свойски покивала, — Да, всё правильно. Её эмоциональная сфера теперь полностью самодостаточна, организм… ну, его симуляция, конечно, функционирует как положено. Она потеряла способность менять форму и с трудом проходит через препятствия, но… это всё.

— То есть, она теперь кто-то вроде «чистых»? — уточнил я.

— В принципе можно и так сказать, — решительно кивнула женщина, — Её псевдотело зависит от источника, просто на другом энергетическом уровне, а значит…

— А значит, моя работа с ней закончена. Как и соседство, — негромко, но безапелляционно произнес я, — Это официальное заявление. Не буду больше вас отвлекать.

— Витя…, — раздалось в спину мне растерянное, — Нелла хотела, чтобы ты ей помог…

— Исключено, — отрезал я, оборачиваясь, — В деле воспитания детей присутствие Симулянта не нужно и даже вредно. А мне хочется пожить, понимаете, Нина Валерьевна? Не как ученый, как человек вы меня понять можете? Я пахал всё лето как каторжный. Вернусь домой и снова буду пахать. Но мне нужен покой. Очень нужен. Обычный человеческий покой. Не верите — запишите меня к психиатру. Только к нормальному, а не к слащавому членососу с приказами вместо извилин, и не к Кладышевой, которая за все эти месяцы вообще нихера не сделала. Всё, я пошёл. Долг зовёт.

Сделать я успел шага три. Потом здание «Лазурного берега» решило, что это очень неплохой день