Главный бой - Юрий Никитин

Тем более забывает сейчас, когда рядом с таким огромным ивластным героем в самом деле и мелковата, и почти послушна!

Запад покраснел, солнце перешло на его половину неба. Облакастали пурпурными. Дальний лес темнел, от него под ноги коням потянулись длинныеострые тени. Впадины и рытвина заполнились красноватой тьмой, ветерок затих,воздух стоял неподвижный и теплый, как только что сдоенное молоко.

По бокам земля начала бугриться, пошла холмами. Кони стучаликопытами сперва по распадку, а когда пошел орешник, на ходу хватали пастямисочные молодые листья. Леся украдкой посматривала на богатыря. Его заостренноелицо с высокими скулами и упрямо выдвинутым вперед подбородком казалосьспокойным, как весь этот мир, но в больших серых глазах иногда проскальзываластранная обреченность, которой Леся не могла понять.

— Озеро, — внезапно сказал Добрыня. — Оченькстати.

— Привал?

— Искупаемся заодно, — добавил Добрыня.

Кони пошли быстрее, дорога понижалась. Холм повернулся, заним раскинулось широкое озеро с такой ровной поверхностью, что оно казалоськуском слюды. Тишину нарушал только стук копыт, фырканье, треск веточек.

Добрыня расседлал коней, вытер пот и сразу же состервенением принялся сволакивать доспехи. От него пошли волны крепкогомужского пота. Когда стянул через голову вязаную рубашку и швырнул на траву,все тело блестело, словно он уже вынырнул из глубин озера.

— Я быстро! — крикнул он.

Леся видела, как витязь прыгнул с берега, красиво, каклезвие меча, вошел в воду. Исчез он так надолго, что у нее едва сердце неостановилось. Почти на самой середине озера вода поднялась столбом, мелькнулобелое, не тронутое солнцем, тело, но с темными лицом и руками.

Донесся его зычный голос, плотное тело обрушилось обратно возеро. Когда он вынырнул, то пошел резать воду саженками. Вода за ним бурлила,словно тащили огромное бревно. Лесе почудилось, что в глубине замелькалинеясные тени, устремились вдогонку.

Вдобавок он снова нырнул и пошел как лягушка под водой,точно так же раздвигая воду руками и ногами. Леся видела сквозь чистую воду егоструящийся силуэт, за ним в самом деле плывут водяные девы, Добрыня их незамечает, но они все ближе, волосы у них зеленые, как болотная трава, а телапо-рыбьи белые, бесстыжие…

Он вынырнул с шумом возле самого берега. Воздух ворвался вего раздувающуюся грудь легкий и чистый. Леся услышала громкий смех. Крупноетело, сплошь в тугих валиках мускулов, толстых жилах, тоже стало резким ирельефным, освободившись от пота, пыли, слюней и крови, как своей, так и всякихвстречных искателей королевств.

Добрыня вышел, натянул портки, оставив рубашку, направился кЛесе, что все еще стыдливо отводила взгляд. Легкий ветерок от озера подул наего мокрое тело. Плечи передернулись, мускулы напряглись. Добрыня сам чувствовал,что похож на древнюю статую, какие иногда встречаются в ромейских городах.

У нее на коленях лежала его кольчуга. Быстрые пальцы девушкисновали как муравьи. Поскрипывали железные кольца, тихим звоном отзывалисьнагрудные пластины. Леся наконец вскинула голову. В серых глазах было странноевыражение, но на губах проступила неуверенная улыбка.

— Кажется, получилось, — сказала она робко. —Не так красиво, понятно, как сделал бы Людота, но держатся крепко.

Добрыня, не веря глазам, взял кольчугу, растянул за короткиерукава. Все пластины на месте! Не сказать даже, какие были сорваны, а которыене затронуты мечом искателя королевств.

— Здорово, — сказал он пораженно. — Этопросто… я даже не знаю… Как тебе удалось?

Она усмехнулась:

— Кто к белошвейной работе приучен…

Он оглядел ее с головы до ног:

— Потому ты и купаться не пошла?

— Да как-то, — ответила она несмело, — неприучены мы… Я из полян, а у нас девки с мужчинами вместе не купаются.

— Брось, — сказал он великодушно. — Озеровелико. Вон, видишь, какие кусты? Ты раздеваешься с одной стороны, я — сдругой. А поплавать можем вместе.

Она отвела взгляд в сторону:

— Ну, в другой раз как-нибудь. Я тут испекла малостьрябчиков…

У костра в самом деле на воткнутых в землю прутикахкоричневели в пахучей корочке плотные комочки. Добрыня ощутил, как во ртускапливается слюна. Подумал смущенно, что долго плавал, если девка успела икольчугу ему поправить, и рябчиков набить, ощипать и даже зажарить… Проворная.Кому-то здорово повезет.

— Спасибо, — сказал он. — Рябчики — тожееда. Просто княжеская! Королевская…

— А ты и королей зрел?

— И королей, — отмахнулся он, — и базилевсов,в других странах зовомых императорами. Шахов… это такие же ханы, толькопобольше. Раджей, каганов и каганчиков… Это все одно и то же. Просто князья,только зовомые по-разному. В Европе полно королей, у которых земли меньше, чемв моем поместье, а людей меньше, чем у меня в одном дворе, зато короли!..

Она с удивлением смотрела, как он, поставив на глыбу камняблестящий шлем, вытащил нож и начал сбривать отросшую щетину. Кожа скрипела,хотя Леся не сомневалась, что нож острее бритвы: Добрыня из тех мужчин, что нелягут спать, не наточив оружие, не починив седло, не накормив коня.

— Зачем? — сказала она жалостливо. — Мой отецвовсе не скоблит рожу. А ты богатырь, другого такого не найти.

— Твой отец — простолюдин, — обронил Добрыняхолодновато. — Вам дозволено не очень-то отличаться от дикого зверья.

— А ты? — спросила она уязвленно.

— А я обязан бриться, мыться, — ответил Добрыня,морщась. Он перекосил лицо, другой рукой натянул кожу. Лезвие скребло кожу стаким скрипом, словно по каменному полу тащили целую скалу.

— Бедный, — сказала Леся жалостливо. — Давайя…

Добрыня отстранился:

— Нет. Я никому не позволяю подносить острое лезвие кмоему горлу.

Она удивленно вскинула брови, а он подумал запоздало, чтовообще-то глупо вот так, когда осталось всего одиннадцать… или десять дней… ноЛеся уже встала, пошла проверить коней, а он доскоблил кожу, чувствуя, как тагорит, словно ошпаренная кипятком.

Пламя костра становилось ярче. Мир за пределами освещенногокруга темнел, пока не налился угольной чернотой, а над головой выгнулсяусыпанный звездами роскошнейший шатер. Высоко под куполом мелькали неясныетени. Летучие мыши хватали жуков, хрустели на лету маленькими сильнымичелюстями, беззвучно пролетел огромный филин.

Пламя медленно опускалось, а толстые поленья медленнораспадались на крупные, светящиеся изнутри багровые уголья.

— Пора спать, — сказал он наконец. — Вот иеще один день долой…