Шторм-2 - Корвин Райт

Случается, что такие девианты отрицают не саму образованность и науку, а лишь тех, кто выступает от её лица. Университет же стал для него миром, стоявшим выше других человеческих пространств. Этот человек не снимал университетскую фуражку даже в кафе, гордо демонстрируя её всем посетителям. Во всяком случае, так могло показаться.

– Если вы забыли, меня зовут Кнут, – сказал парень в гладкой, стерильно белой фуражке с чёрным, шведским околышем37 – и здесь я не ради нашей встречи.

Он сел на диванчик напротив Мюрдаля, не ожидая приглашения.

– Что вы здесь делаете? – механически спросил профессор, смешивая сейчас на палитре чувств все краски недовольства, но не зная с какой из них начать полотно своего недружелюбия.

– Мой папаша держит ферму в двух милях отсюда, – заговорил Кнут. – Когда правительство социал-демократов установило обязательные нормы оплаты труда рабочих и батраков, многие фермы разорились. Потому что кризис обесценил их продукцию, и платить работникам столько, сколько определило правительство, стало невозможно. Мы с братьями заменили на ферме батраков, работали с утра до ночи, не разгибая спины. А потом я уехал в Стокгольм и поступил в Университет на экономику, чтобы разбираться, что почём. Наша партия – «Лэндизесстрики»38 сильно нуждается в таких ребятах, как я.

Кнут отвернулся и посмотрел в сторону гавани. Тупоносая лайба, похожая на старый высохший башмак, раскачиваясь на волне, заходила к причалу.

– Вы говорили, что мировая экономика как ветер, – продолжил Кнут, – а ещё, что социализм всегда выражается экономической политикой государства, как хорошая жена – интересами мужа. Какие образы, профессор! Мы сейчас не в университете, позвольте я скажу вам, что социализм – это вообще не экономика, а форма управления обществом.

Мюрдаль посмотрел на студента с явным пренебрежением. Шведу совсем не хотелось влезать в дискуссию с малообразованным в этом вопросе человеком. Но Кнут не обратил внимания на эмоции профессора.

– Государство вообще имеет иные основания, чем социальный клан, такой как семья. Все счастливы только в крепких и здоровых семьях, а их создаёт только общее дело. Это не я говорю, это – Жан Жак Руссо39. А ведь социализм и есть семья.

– Ну, положим, он не совсем так говорил, – возразил Мюрдаль.

– «Итак, первый и самый важный принцип, основанный на законах народного Правления, то есть на законах, имеющих целью благо народа, состоит, как я уже говорил, в том, чтобы во всем следовать общей воле. Но, чтобы ей следовать, нужно ее знать и, в особенности, уметь хорошо отличать ее от частной воли, начиная с самого себя…» – процитировал Кнут. – Варяжский корабль, профессор, это наиболее совершенная модель управления обществом. Все люди разные, но при этом все – единая социальная семья.

Кнут достал из кармана яблоко и принялся грызть его безо всякого смущения. Он с лёгкостью, не отрываясь от своего занятия, продолжил рассуждать:

– Вы говорите, что мировая экономика – это ветер. Но варяжский корабль может идти не только под парусом, но и на вёслах, и мы всегда выгребем против ветра, если грести будут все. То есть, всё общество, в равной степени, должно быть устремлено в едином направлении пути следования корабля. Не может сложиться так, что одному гребцу хочется плыть на юг, а другому на север, а третьему вообще никуда не хочется грести.

– А что, если кто-то не хочет с вами плыть в одной лодке? – наконец вмешался профессор.

– Это законно, – ответил Кнут, – но тут возникает вопрос: «Он не хочет потому, что попал не тот корабль, или он просто привык, что на него горбатятся другие»? Социализм может «плыть» куда посчитает нужным, он должен использовать как свободный рынок, так и плановую модель экономики. Это делают сейчас в Советской России, и пока мы загибаемся в кризисе, у них начался экономический подъём. Социализм – это свобода не индивидуального выбора, а коллективного. Но, свобода! Корабль, действительно, может плыть куда хочет. И должен это делать. Направление его следования принимают все члены команды, а не кто-то один. Это – аксиома.

– Экономика не может совершать такие скачки, – возразил Мюрдаль. – На переходе от одной формы собственности к другой вы потеряете промышленное управление, а значит, потеряете промышленность!

– А мы не будем делать резких скачков, – спокойно ответил студент, – нами руководят не политические страсти, а экономические выгоды. Мы не орём на каждом углу: «Пересажаем всех красных или выгоним всех евреев!» как это делают сейчас немцы. Их социализм провален, потому что он увяз в идеологии. А у подлинного социализма должна быть лишь одна идеология. Вот, загибайте пальцы, – Кнут показал пятерню, только что освободившуюся от яблочного огрызка. – Первое – бесплатное и отличное образование, – студент загнул один палец, – второе – бесплатная и отличная медицина, третье – пенсии, четвёртое – рабочие места для всех, это ещё называется правом на труд, но не мне вам объяснять, пятое – бесплатное применение закона. Именно так, потому что коррупция – это платное применение права в личных интересах. Значит, отсутствие коррупции и обязательное действие законов для всех! Перед законом все равны! Вот профессор, мой кулак сжат, и сжимает он варяжское весло, потому что, как легко заметить, на варяжском корабле все эти принципы осуществимы и очевидны.

– Свободный рынок не может гарантировать право на труд, – сказал Мюрдаль, поднимаясь со стула, – я объяснял это вам на лекциях. Он работает на основе саморегулирующихся механизмов, и не может знать, какое количество рабочих мест потребуется производству. Так что, вам не избежать коллапса. Простите, я спешу на свой корабль.

– Мы плывём с вами сегодня на одном корабле, профессор, – заметил Кнут. – У социального общества всегда найдётся, чем занять своих подопечных. И даже сделать это экономически выгодным.

– Это всего лишь декларация, – ответил Мюрдаль, надевая чёрную фетровую шляпу. – Вы же будущий экономист! Избегайте лозунгов, ваша задача – только считать. Только расчёт, и никаких лозунгов!

Они вышли под дождь. Пароход с чёрной трубой давно опустил трап, и редкие пассажиры мелькали за стёклами салона на главной палубе.