Метаморфозы. Тетралогия - Марина и Сергей Дяченко

– Критерий?

– Элементарные принципы. Человек – хозяин себе. Человек – хозяин мира. Человек стремится вверх и способен на невозможное.

– А если результат неочевиден? Спорные случаи?

– Решение принимает инструктор.

– А если инструктор предвзят?

– Не бывает, – твердо ответил Айра.

– Правда? Ты не предвзят, когда говоришь парню, что у него в жилах дрянь какая-то, а не кровь? Когда благословляешь травлю?

Айра улыбнулся:

– В каждой группе есть иерархическая структура, дело инструктора – обострить конфликты до предела.

– Ради совершенствования человека?

– Ради получения достоверных результатов. И не думай, что это просто. Общество Раа, если ты заметил, явной иерархической структуры не имеет, поэтому мальчишек приходится подзадоривать… Все, стемнело. Нам пора.

Айра легко соскочил с подоконника.

– Погоди, – Крокодил поднял руку. – Кто такой этот зеленый мальчик?

– Больше никаких вопросов, – Айра посуровел. – Будешь на меня работать или спокойно уедешь?

– Еще варианты? – чуть запнувшись, спросил Крокодил.

Айра мотнул головой.

– Я буду на тебя работать, – Крокодил сжал зубы.

Айра потянулся, по его торсу прокатилась волна, как по стадиону, полному болельщиков.

– Интересный ты человек… Правда, зачем ты сюда приехал? Неужели рассчитывал сдать?

– Да, – признался Крокодил. – И еще хотел понять, что это. Понять, в чем критерий.

– Понял?

– Не совсем, – медленно отозвался Крокодил.

– Ладно… Первое твое задание: упомяни при Тимор-Алке имя Махайрод и проследи за реакцией.

– Хочешь знать, как он к тебе относится?

– Стоп, – Айра нахмурился. – Он знает, что меня зовут Махайрод?

Крокодил почувствовал себя идиотом.

– А что, это тайна? – промямлил, отводя глаза.

– Ну, в общем, это закрытая информация, – грустно сказал Айра. – Для мальчика плохо, если он меня узнал. Он может нервничать.

– Он нервничает, – признал Крокодил.

– Неудачник, – пробормотал Айра, неизвестно кого имея в виду. – Ну, побежали.

* * *

У самого лагеря Крокодил отстал от Айры. Не хотелось демонстративно расписываться в назначении на должность провокатора; он свернул к реке, явно различимой в светлом ночном лесу, и некоторое время провел в попытках кого-то поймать. Было бы хорошо явиться к костру с рыбиной – и авторитет, и алиби, и ужин. Но рыба не желала ловиться; с горя Крокодил подобрал несколько моллюсков у берега и понес их жарить к костру. Издалека услышал, как ребята считают вслух, хором.

У костра сдавали регенерацию. Крокодил, не веря своим глазам, присел в стороне – в мокрых шортах, с вонючими ракушками на коленях.

Айра, освещенный костром, стоял с тесаком в руке, причем на лезвии блестела свежая кровь. Мальчишки подходили к нему по очереди, Айра молниеносным движением оставлял на руке претендента «стандартный надрез», и все остальные хором начинали отсчет. Крокодил подошел в ту самую минуту, как Полос-Над, здоровенный и самоуверенный, закончил регенерацию на счете «восемь».

– Окончательный зачет, принято. Следующий…

Опередив кого-то, решительно встал Тимор-Алк и подошел к Айре, протягивая полосатую от шрамов руку.

– Время, – Айра, почти не глядя, взмахнул тесаком, и на светлую кожу Тимор-Алка брызнула розовая кровь. – Раз, два…

Крокодил задержал дыхание. Тимор-Алк, прикрыв глаза, стоял у костра, и редкие капли поблескивали, падая с его локтя на истоптанную траву.

– Семь, восемь, девять… одиннадцать, двенадцать…

Тимор-Алк поднял руку. Среди множества белых шрамов четко выделялся свежий, бордовый.

– Окончательный зачет, – бесстрастно констатировал Айра. Жестом остановил мальчика, решившегося было подойти следующим, и сквозь костер посмотрел на сидящего в полутьме Крокодила:

– Остальные сдадут регенерацию позже, поскольку, по моим сведениям, не все готовы. Сейчас – ужинаем и отдыхаем, потому что завтра опять сложный день: будем сдавать ночное видение и эхолокацию.

* * *

Он так устал, что едва доплелся в темноте от сортира до гамака. Тут его поджидал сюрприз: стоило повалиться на веревочное ложе, как холодные крепкие руки схватили с двух сторон за локти и щиколотки. Крокодил задергался что было сил, но в одиночку против десятка парней устоять не смог. Его руки и ноги мигом оказались связанными, и Крокодил почувствовал себя плененным Гулливером. Кому-кому, а этому персонажу он никогда не сопереживал.

– Не все готовы сдавать регенерацию, – прошелестел в темноте молодой и злобный голос. – А Камор-Бал был готов!

– Поможем товарищу, – издевательски пропищал другой голос.

– Поможем товарищу сдать Пробу! – прохрипел кто-то, надорвавший связки либо сильно простуженный.

Сквозь дырявую кровлю проглядывали звезды. Крокодил заморгал, когда внесли фонарь – большую свечку в стеклянном колпаке. Свет отразился на лезвиях многих тесаков, извлеченных из ножен.

– Идиоты, – выдавил Крокодил. – Домой захотели? С ножом на человека?!

– Тимор-Алк говорит, у тебя с регенерацией плохо, – сказал парень с расцарапанной щекой, которого звали, кажется, Бинор-Дан. – Ты ведь просил научить?

Крокодил быстро огляделся – насколько это было возможно для человека, лежащего в гамаке. Парни стояли кольцом, а чуть в стороне подпирал дверной косяк Тимор-Алк – зеленоволосый, бледный, с видом отсутствующим и равнодушным.

– По правилам не запрещается помогать товарищу между зачетами, – просипел простуженный. – Ты – хозяин себе или не хозяин?

– Если хозяин – давай, прикажи волокнам срастаться! – И Бинор-Дан поднес острие своего тесака к голому животу Крокодила. Мышцы подобрались сами собой.

– Жирный какой, – сказал Бинор-Дан. – Жир труднее восстанавливать, но кто обещал, что будет легко?

И провел тесаком по животу Крокодила, который вовсе не был жирным, а за последние дни так и вовсе подтянулся.

Крокодил задергался, но вырваться не сумел. Еще несколько тесаков рассекли ему кожу на плечах и груди. Десяток лезвий плясал перед глазами. Крокодил взвыл; мальчишки хладнокровно расписывали его, оставляя неглубокие, длинные порезы.

– Затягивай!

– Тренируйся!

– Камор-Бал не получил гражданства – зато ты справишься!

Вид крови привел их в эйфорию. Кто-то резал по нескольку раз, ктото лишь угрожал, размахивая ножом. Сейчас Крокодил сумел бы многое узнать о них – но ему сделалось не до наблюдений.

– А если вынуть глаз – отрастишь обратно?

– А если отрезать ухо?

Крокодил потерял самообладание и забился, как животное, пытаясь вытряхнуть себя из дурного сна. Тимор-Алк неподвижно стоял в дверном проеме – чье-то потное плечо то скрывало его от Крокодила, то открывало снова. Прошло, кажется, несколько минут – а на самом деле несколько секунд, – и снаружи крикнула птица. В тот же момент светильник метнулся в сторону и погас. В темноте зашелестели гамаки, и сделалось тихо. В тишине грязные ругательства Крокодила звучали особенно беспомощно.

Потом чья-то тень на мгновение заслонила огоньки в лесу. Неслышно ступая, вошел человек: его глаза мутновато светились в темноте. От этого зрелища у Крокодила мурашки побежали по окровавленной коже.

– Суки, сволочи! – выкрикнул он, срываясь на визг.

Вошедший огляделся. Поймал чью-то руку, свесившуюся с гамака.

– Как мы умело выравниваем пульс, – тихонько сказал голос