Пятый всадник - Александр Харыбин

– Проверить кое-что надо, – ответил я и, развернув машину, направил ее в сторону видневшегося заводского корпуса.

Остановился прямо у входа. Чего сейчас шифроваться? Единственная опасность, которая могла подстерегать – то, что не весь кислород еще вытек из ящика. Если вдруг Бармалей решит нажать на соответствующую кнопку, будет большая неприятность.

Причиной моего решения вернуться было желание еще раз внимательно осмотреть все производство. Я хотел получить представление о том, сколько зарядов и какой мощности мог сделать Мериновский.

Первым делом бросился к ящику с кислородом. Увидев, что дымящая струя больше не бьет, а лужа на полу уже высохла, вздохнул с облегчением. В противном случае пришлось бы срочно искать что-то вроде монтировки, чтобы раскурочить стенки.

Дальше стал не спеша прогуливаться по цеху, осматриваясь по сторонам и стараясь ничего не упустить из вида. Чем больше так ходил, тем выше во мне поднималось чувство, похожее на ревность. У Мериновского явно работал выдающийся технолог. Все процессы были организованы очень рационально. Я видел много весьма оригинальных решений. Один только детандер, сделанный из автомобильного турбонагнетателя, чего стоил.

Тут мой взгляд упал на стоящую в самом дальнем углу толстую, сантиметров двадцать, трубу. Я подошел ближе. Несомненно, это была ректификационная колонна. Она не бросалась в глаза так, как та, на которой выделяли дейтерий, потому что поверхность ее была покрыта какой-то темно-серой краской. Приглядевшись, понял, что краска теплоизоляционная. Причем, судя по потекам, ее наносили не слишком умело. Но что она здесь делает? Что на ней чистили? Не бензин же перегоняли? К колонне подходили электрические провода и вакуумная линия. Значит, работали при повышенной температуре и под вакуумом. Судя по отсутствию серьезной теплоизоляции, температура не могла быть слишком высокой – сто, максимум, сто пятьдесят градусов.

Тут мой взгляд упал на большой мусорный бак, доверху забитый какими-то темными стеклянными бутылями литров по пять. Вытащив одну, стал рассматривать этикетку. Черными буквами на белом фоне надпись на этикетке говорила, что в бутыли раньше плескался тетрахлорид титана.

Мне стало дурно. Будто сейчас глотнул этого самого тетрахлорида. Мозг отказывался поверить в то, что они сумели раскрыть мою тайну. Эта колонна и этот тетрахлорид титана могли означать только одно – Мериновский выделял сорок восьмой изотоп. И бомбы они делали из него. Соответственно, их мощность возрастала в десять, а, может, и в сто раз. И вообще, черт их знает, до каких еще ухищрений они могли додуматься за четыре года.

Я не хотел ничего здесь больше видеть. Вышел из цеха и пошел к машине.

– Ладно, нечего нам тут делать, – сказал Сане, сев в «Альфу», – поехали домой, а то ночевать здесь придется.

Во Флоренцию приехали уже глубокой ночью. Подвез своего друга к его дому. Долго смотрел ему вслед. Нелепый, в светлых джинсах, клетчатой рубашке, он вразвалку шел к своему подъезду. Как вообще получилось, что этот человек оказался втянут в эту историю? Работал бы себе со своими магнитами, был бы целее. Меня преследовало нехорошее предчувствие.

Несмотря на поздний час, Катерина не ложилась, ожидая меня. Последний раз я отзвонился, когда проезжали мимо Рима, сказал, чтобы шла спать. Но, как оказалось, не послушала. Видимо, волновалась.

– Ну? Как прошла поездка?– спросила она, обняв меня за шею, едва я показался на пороге.

– Привет тебе от Профессора, – ответил я.

– От какого профессора? – не поняла она.

Хотя в разговорах с ней я часто называл Профессора этим самым прозвищем, она по привычке продолжала называть его Боссом.

– От Босса, Сергея Александровича.

Руки ее вдруг опустились с моих плеч, повиснув, как плети. Глаза расширились от ужаса и испуганно смотрели на меня. Такой реакции совсем не ожидал. Кажется, она подумала, что я побывал на том свете.

– Он жив и передает тебе привет, – поспешил уточнить я, – спрашивал о твоем самочувствии.

Глаза Катерины приняли уже более осмысленное выражение.

– Ты его видел?

– Да. Своими глазами. Как тебя сейчас.

И я рассказал ей слегка измененную историю. Разумеется, я не стал ничего говорить про то, что Мериновский делал бомбы чуть ли не конвейерным способом, а потом еще и заминировал цех. Не сказал, также, что Профессор с помощью ядерных зарядов готовит какой-то «сход лавины». Легенда была такова – я какое-то время списывался с конторой на Сицилии, которая, вроде бы, заинтересовалась моим ядерным реактором. А когда туда приехал, встретил Профессора. Тогда, четыре года назад, ему пришлось инсценировать свою гибель, так как на него охотились люди Командора. И только сейчас он решил открыться.

Врать Катерине было тяжело. Но как я мог сказать ей всю правду? Она выслушала мой рассказ, не перебивая. Я старался говорить убедительно и, насколько это было возможно, иметь при этом честный вид. Но что-то в выражении ее глаз подсказывало, что у нее остались сомнения. Но, даже если это и было так, то она ничего не сказала.

Следующие три дня прошли, как ни в чем не бывало, если, конечно, не считать излишнюю задумчивость моей девушки. Эта задумчивость настораживала, но спрашивать не решался.

На четвертый день позвонил Саня. Стал говорить, что ему удалось восстановить почти все данные с жесткого диска, который мы вытащили с компьютера Бармалея. И там оказалась масса интересных вещей. Я подумал, что вещи, про которые он сейчас начнет рассказывать, могут оказаться весьма интересными еще для кого-нибудь, кроме нас двоих, и резко остановил его, сказав, что сейчас подъеду.

Саня включил компьютер и загрузил какую-то программу. Цветные линии и точки, хаотично разбросанные по экрану, не вызывали никаких ассоциаций.

– Смотри. В этой программе была куча сохраненных файлов. Вот, например, грузим один.

И он пощелкал соответствующими клавишами. Среди скопления разноцветных линий появились четыре ярко-желтые точки. Саня нажал клавишу, и они начали увеличиваться в размерах. Увеличившись до какого-то предела, перестали меняться. Зато начались изменения в разноцветных линиях. Форма фигуры, которую образовывало скопление этих линий, слегка изменилась. Один ее бок как будто деформировался. Саня повертел мышкой, и фигура начала вращаться вслед за его движениями. До меня дошло, что это трехмерное изображение, больше всего напоминающее сложной формы кучу песка. Или, скорее, гору.

Саня снова застучал по клавишам. Теперь гора приняла первоначальную конфигурацию, а желтых точек стало шесть. Опять эти точки стали расширяться, а гора – менять форму. Теперь изменения стали заметней. Часть вершины осела и сползла вниз. Я был заинтригован, но пока не находил подходящего объяснения наблюдаемой картине. Попросил Саню запустить наиболее свежие файлы.

– Вот, смотри, – Саня ткнул пальцем в экран, – три файла были созданы две недели назад. Самые свежие.