Пехота апокалипсиса - Александр Золотько

Еще Трошин всегда первым садился за стол в столовой. И ему вручался пульт управления допотопным телевизором в воспитательной комнате.

Ну, и если начиналась очередная драка с территориалами, то Лешку страховали двое парней из группы захвата, Саша и Миша.

Обычно это гарантировало относительную безопасность, но утром, сразу после завтрака, Сашу вырубили внезапным ударом ножки от табурета, а Мишу блокировали сразу пятеро амбалов из группы быстрого реагирования гарнизона Территориальных войск.

И Трошина изрядно помяли.

За те несколько секунд, пока Патруль понял, что командира уже не просто бьют, а совершенно конкретно убивают, Трошин получил удар чем-то острым в предплечье.

Тут территориалы, похоже, виноваты не были, они честно целились в сердце, но Лешка подставил под удар руку. Руку прижали к земле, ткнули оружием еще раз в бок, но и тут Трошин вывернулся, разрывая о заточку кожу на ребрах.

Как ни странно, но охрана, обычно не вмешивавшаяся в драки охраняемого контингента, тут подсуетилась.

Пока оставшиеся на ногах после удара глушилки участники драки эвакуировали своих менее удачливых приятелей в казарму, Трошина унесли в санчасть.

Через пару минут ему наложили повязку, еще через десять минут он лежал в постели, а через полчаса уже спокойно общался с санитаркой и лежавшим на соседней койке территориалом, нянчившим свое сотрясение мозга со времен последнего побоища.

Уже целую неделю.

За месяц пребывания в спецлагере у охраняемого контингента выработалась и своеобразная табель о рангах рукопашных столкновений. Если участников было двое и они обменялись парой оплеух и тычков – это называли «потолкаться».

Потолкаться удавалось по нескольку раз на дню, и особо хвастаться тут было нечем.

Если один из участников отправлялся в нокаут без членовредительства, то это значило, что его «угостили».

Если с легкими повреждениями – его «укатали», а если требовалось вмешательство медицины, то «укатали с цыганами».

В самом верху иерархии было «побоище».

Пока обходилось без смертей.

И Трошин понимал, что именно пока.

Но это не мешало ему общаться с противником на нейтральной территории легко и жизнерадостно.

– Мы же лечимся, правильно я говорю? – сказал Трошин.– Даже по Гвинейской конвенции с ранеными не воюют...

– По Гаагской,– поправил территориал.

– А хоть по Женевской!..– легко согласился Трошин.

Ему было хорошо после укола обезболивающего. Легко и свободно.

– Слышь, а ты к местной сестричке еще не подкатывался? – спросил Трошин, когда дверь за медсестрой закрылась.

– А что?

– Ничего, если я ее это...– Трошин неопределенно пошевелил в воздухе пальцами.– Сам понимаешь, обычай обязывает...

– Обломаешься.

– Хотя бы попытаться,– закончил свою фразу Трошин и мечтательно прикрыл глаза.– Выхожу я так из палаты ночью, прохожу по коридору к кабинету, вхожу...

– И встречаешься с доктором Флейшманом,– засмеялся территориал.– Он здесь ночует. А сестричка убывает за пределы спецлагеря. К мужу, должно быть. Или к хахалю.

– О! – пришел в восторг Трошин.– Это первый шаг к будущей победе. Если бы она была девушкой... в лучшем смысле этого слова, то я бы попал в общий ряд желающих поджениться. Но если у женщины есть постоянный мужчина...

– А меня зовут Григорий,– внезапно сказал территориал.– Пантелеймонов.

– И к чему это ты мне говоришь? – после паузы поинтересовался Трошин.

– Оказываю тебе первую помощь. А то ты увлекся, руки вон уже под одеяло спрятал, еще немного – и начнешь этим... гуманизмом заниматься. А так – я представился, ты представишься, я спрошу, откуда ты сюда загремел, ты спросишь у меня, там, глядишь, найдутся общие знакомые или, там, места... Хотелка у тебя чуть ослабнет, и ты перестанешь нести всякую чушь...

– Н-да,– протянул Трошин.– Тебя когда-нибудь сволочью называли?

– Беспрерывно. Я ж из офицеров по воспитательной работе. Капитан.

– То есть?

– Ну, был капитаном в отечественных вооруженных силах. В далеком сибирском гарнизоне... А когда стали набирать в Террвойска, я и подал заяву. А оно как в Иностранный легион – рядовым. Если нет подходящей воинской специальности. А ты сам посуди, на хрена им офицеры-воспитатели, в Террвойсках? Предложили мне генеральское содержание при сержантской форме. Я и согласился... И, между прочим, ни разу не пожалел, за все пять лет. Если бы вы не устроили заваруху...

– Мы устроили? – Трошин приподнялся на локте слишком резко, и рана недвусмысленно ему на это указала.– Твою мать! Нас подняли по тревоге, погнали, а потом что-то случилось с техникой. Но мы, между прочим, сделали что могли, и, если бы ваши не подкатили, можно было обойтись меньшей кровью.

– Что значит «ваши подкатили»? – Пантелеймонов встал со стула и подошел к кровати Трошина.– Вы людей расстреливали, а наши вмешались...

– А хрен тебе – вмешались! Я сам видел, как ваши танки по гражданским стреляли. Я не слепой, блин! На площади перед Сетевым Агентством...– Трошин зашипел и схватился за свой поврежденный бок.– Если бы по мне – я бы понял. Такая лажа получилась с централизованной системой... Но люди-то здесь при чем?

– Только не надо вот этих разговоров! – отмахнулся Пантелеймонов.– Теперь вы все, что угодно, будете рассказывать... Жертвы обстоятельств!

– Да, жертвы. Когда я понял, что происходит...

– Ага, герой... То-то ты сейчас в спецлагере сидишь, спаситель человечества!

– Вместе с тобой, между прочим, офицер-воспитатель,– сказал Трошин и осторожно лег на спину.– И зовут меня Алексей Трошин, старший лейтенант.

Пантелеймонов удивленно посмотрел на Трошина.

– Ну, что пялишься? – поинтересовался тот.– Использую твой передовой опыт. Если мы еще пару минут поболтаем в таком ключе, то начнется драка, а я сейчас не в лучшей форме. Я лучше представлюсь, ты ответишь что-то вроде «приятно познакомиться», мы заговорим, вспомним прошлое, найдутся общие знакомые, ты успокоишься, ляжешь спать, а я часа эдак в четыре утра тихо встану с кровати, возьму табуретку и долбану тебя по голове. Тебе много не нужно, ты и так уже по голове получал. Чистая победа нокаутом.

Трошин мечтательно улыбнулся.

– Цветы, аплодисменты, потрясенная медсестра и ветвистые рога ее мужу или хахалю...

Пантелеймонов задумчиво посмотрел на Трошина, словно прикидывая, а не врезать ли общительному парню прямо сейчас, не дожидаясь четырех часов утра, потом улыбнулся и протянул руку.

– Будем знакомы, Алексей Трошин!

– Будем,– ответил на рукопожатие Трошин.– И еще как! Вот я выздоровею...