Темный - Юлия Трегубова

Немного поколебавшись, Герман набрал номер мобильного. В трубке раздался протяженный гудок. В груди отозвалось тягучим жужжанием. Второй гудок… В районе солнечного сплетения что-то сжалось в твердый комок, словно в предчувствии удара. Герман не выдержал, судорожно сбросил вызов. Ладошки в мгновение вспотели. Захотелось спрятаться, как в детстве, куда угодно — хоть в домик из одеяла. «И что я скажу? — успокаивал себя Герман. — С Константином почти не общался, так зачем мне вообще сдался его офис?» Но невесть откуда взявшаяся трусость, нервным мандражом пронесшаяся по телу, упрямо не принимала отговорок, как ни пытался Герман закамуфлировать ее логическими объяснениями. Он отложил телефон и старался не смотреть в его сторону. Прошелся на кухню, внимательно изучил содержимое холодильника, включил чайник, про который тут же забыл. Уставился в окно.

Звонкий щелчок вскипевшего чайника заставил вздрогнуть. И тут же заиграла мелодия вызова в сопровождении зычной вибрации. Телефон будто подтрунивал над хозяином, сам порывался прыгнуть в руки. Герман застыл над мигающим дисплеем — высвечивался недавно набранный номер. Что ж, деваться некуда, игры в прятки не получилось, и кончиком поледеневшего пальца с мутно-желтым ногтем Герман провел по не менее холодному сенсорному экрану.

— Алло! Алло! Ой, вы извините, — затараторил женский голосок в трубке, — у меня вызов непринятый с вашего номера.

— Да, Светлана, здравствуйте! — Герман пытался придать своему голосу твердость. Он даже вытянулся по стойке «смирно», а трубку поднес к уху так, словно отдавал честь высшему по званию. — Я вам звонил… Герман. Помните?

— А-а-а-а, конечно-конечно! Герман Петрович, — голос из трубки ласково протянул его имя, по-кошачьи, и замурлыкал: — Как здорово, что вы позвонили! Я ждала вашего звонка. Готова все вам рассказать и показать. В любое время. Когда вам будет удобно?

Герман не ожидал такого напора. Хотя заняться ему все равно пока нечем. Можно сидеть в четырех стенах до полного умопомрачения. А можно поймать волну, которую предлагает течение.

— Да… Светлана, я сейчас свободен, в отпуске… Если можно так выразиться. Так что тоже могу в любое время.

— Вот и замечательно! — воскликнула собеседница. — Тогда говорите адрес, я заеду.

— Что вы! Не надо! Я сам подъеду, куда скажете.

— Не-не-не. Никаких возражений. Мне так удобнее и гораздо быстрее. Я, знаете ли, совершенно не умею объяснять людям, как добраться. Мне проще привезти и показать.

Герман понял, что спорить бессмысленно — он уже заранее проиграл. Послушно продиктовал свой адрес и отложил телефон. В раздумьях подошел к дымящемуся чайнику и бесцельно налил в чашку кипяток — пить не хотелось, есть тоже. Но надо как-то скоротать час ожидания. Час… Это слишком много. Невыносимо. Из головы не выходили загадочные слова из письма Олега. Герман так и не нащупал ниточки, никаких идей, чтобы это значило. И эти смайлики, которые в воображении Германа уже приняли зловещий вид. И необходимость встречи, которой Олег так и не дождался… Ответ где-то совсем близко — в цифрах. Но они молчали.

Он отхлебнул кипяток, поморщился и отодвинул кружку. Совсем забыл про заварку… Все из рук валится, и себя он ощущал большой развалиной. Так незаметно подкрались и выпрыгнули из-за угла с диким криком: «Бу!» — прожитые годы. Только сейчас Герман ясно ощутил, что жизнь-то катится по наклонной, неумолимо приближается к своему завершению. Именно тогда, когда он остался один на один с собой, его «еще сорок» перевернулись в «уже сорок» и начали тянуть ко дну. И немудрено… В тридцать еще можно начать сначала и тешить себя мыслью, что все впереди. А когда ты вот-вот разменяешь пятый десяток, то невольно оборачиваешься назад. В этом возрасте багаж нажитого опыта, словно щит — тот тыл, которым ты можешь прикрываться от всех напастей, крепость за твоей спиной. Ты уже не перекати-поле, а древо с глубоко пущенными корнями. Но… Если вдруг от твоей крепости остались руины? А земля, в которой ты пустил корни, высохла и обеднела?

Снова заигрывающий телефон выдернул своего хозяина из раздумий.

— Уже подъехали? Да-да, я почти готов. Выхожу! — Герман положил трубку и понял, что совсем не готов.

Пригладив кое-как волосы и накинув неглаженый пиджак, Герман выскочил из квартиры. Добежав до лифта, вспомнил, что забыл плащ — на улице хоть и теплая на редкость весна, но пока не май, пришлось возвращаться.

Светлана ждала его в ярко-красной «Мазде»-«тройке», начищенной воском до блеска. Авто просто взорвало серо-унылую ткань двора, словно вулканической лавой вырвалось наружу из неведомого мира цветов и красок.

Не менее яркая хозяйка автомобиля кивком головки-маслины указала Герману на пассажирское кресло рядом с собой. И как только за Германом захлопнулась дверь, юркая машина сорвалась с места и лихо полетела по дворовым закоулкам, с ветерком преодолевая многочисленные повороты.

— …мы решили, что шиковать ни к чему, ведь не офис — наша основная фишка, — щебетала всю дорогу Светлана.

Она ловко управлялась с машиной, быстро среагировала на сомнительные маневры черного «Паджеро», вздумавшего бессовестно подрезать не такую внушительную «Мазду», и при этом ни разу не сбилась с мысли, увлеченно рассказывая о своих делах. Герман представил, как в маленькой женской головке слаженно трудятся механизмы — один отвечает за управление железным конем, а другой помогает поддерживать беседу. Вспомнился чудной американский сериал, в котором разыгрывались в лицах все мыслительные процессы персонажа. И звали его вроде тоже Герман. «Интересно, как бы выглядела версия этого сериала с женской головой? — усмехнулся он про себя. — Наверняка пришлось бы гораздо больше актеров нанимать на роли мозговых жителей».

— …сначала мы снимали большущее помещение в центре, но потом Константин прикинул — а у него не мозги, у него компьютер какой-то, — что это совершенно напрасные траты, — продолжала Светлана. — Ведь мы в офисе почти не бываем — крутимся то там, то тут. Встречи Константин всегда предпочитал проводить на нейтральной территории. Он говорил, что так меньше напряжения, мол, потенциальный партнер или клиент на чужой территории будет чувствовать давление, а на своей не сможет оторваться от повседневных дел. И откуда в нем столько этой мудрости житейской было? Удивительно, правда? Ну так вот. Сняли мы тогда офис на правом берегу, сейчас сами увидите, тут корпусов тьма. Кому надо, тот найдет. Работников у нас постоянных не так и много. Почти всю работу можно и удаленно делать, так зачем платить за воздух? — Она посмотрела на Германа и добавила: — Из воздуха надо деньги делать! Вот в чем настоящее искусство! — и довольная улыбка расплылась на миловидном личике.

Они свернули на серую улицу Вавилова. Редкие старые пятиэтажки — наследие Хрущева, деревянные скамеечки рядом с подъездами и куцые дворики замелькали перед глазами. Постепенно ряд жилых коробок поредел, вдоль дороги растянулся серый пыльный забор. После него картинка сменилась на фасад торгового центра, обвешенного разноцветными и разномастными рекламными вывесками. А затем машинка сразу нырнула под шлагбаум и въехала на громадную территорию когда-то работавшего во всю мощь шелкового комбината. Теперь от производственных фондов остались огромные прямоугольные корпуса, стоявшие в ряд и отличавшиеся друг от друга лишь порядковым номером. И в каждой клетке-ячейке былого заводского цеха теперь понатыканы офисы так называемого малого бизнеса — оплота капитализма. На первый взгляд, совершенно разные конторы лелеют на останках былого рабочего гиганта одну мечту на всех — вырасти из вечно гонимого оплота в средний или даже большой бизнес, заработать, завоевать, перетянуть на себя долю абстрактного рынка. Так и тянут под одной крышей…