Пространство круга - Лина Баркли

— Дик так сказал?

Хейзл едва не подавилась одним из тех блинчиков, что подавали в богатом доме Саскии Тэпхаус в Челси, и рубиновая капля джема упала на тарелку. Она бросила взгляд на подругу, которая вальяжно возлежала на диване с пурпурной обивкой в другом конце комнаты. Муж Саскии Расселл, театральный агент, первым обратил внимание на потенциальные возможности тройняшек и способствовал их карьере в «Триумфе». Хейзл познакомилась с Саскией и Расселлом на каком-то празднике в школе: их сын Чарли учился в одном классе с ее девочками. С тех пор две пары поддерживали дружеские отношения, порой вместе посещая премьеры, выставки и концерты, на которые сверхпробивной Расселл всегда мог достать билеты.

— Да. Именно это он и сказал, — подтвердила Хейзл. — Что мы движемся по накатанной колее!

Саския облизала губы. Почти шести футов роста, с непослушными прядями волос цвета спелого баклажана, она сохранила фигуру манекенщицы, которой в свое время и была. Однако после рождения Чарли Саския открыла в себе талант фотографа и быстро обрела завидную репутацию одной из самых своеобразных фотожурналисток. Работы Саскии публиковали самые престижные столичные издания.

— Но прав ли Дик? — осторожно спросила Саския. — Хейзл, ты тоже так считаешь?

Хейзл непрестанно размышляла над этим вопросом. Особенно после того, как в воскресенье вечером Дик улетел к Паоле, а она всю ночь проплакала, уткнувшись в подушку.

— Нет! — тут же возразила она, но под скептическим взглядом подруги неохотно признала: — Ну, может, в какой-то мере он и прав. Если говорить в буквальном смысле слова, то да, мы в самом деле ведем устоявшийся образ жизни. Живем на том же месте, дети ходят в одну и ту же школу, распорядок дня неизменен…

— Но ведь такова жизнь! — драматически воскликнула Саския. — Так у всех! Это называется упорядоченностью! Что Дик предлагает взамен?

— Покинуть город ради сельской идиллии.

Хейзл потянулась было к очередному блинчику, но тут же бросила вилку, словно обжегшись. Как она может позволить себе печеное тесто с джемом, когда и так юбка на талии не сходится? Или хочет стать посмешищем не только для ядовитых языков Делии и Мэгги, но и для всех знакомых?

— И бродить по колено в грязи, — мрачно добавила Хейзл.

— У него явно кризис среднего возраста! — объявила Саския, опуская на пол изящные ступни в зеленых сандалиях и наливая себе и подруге кофе.

— Именно это я ему и сказала! — еще больше помрачнев, сообщила Хейзл.

— И что он ответил?

— Что для кризиса среднего возраста он еще слишком молод.

— Да, ему действительно всего тридцать три, — задумчиво отметила Саския. — Так что, полагаю, он прав. Кстати, и Расселлу было тридцать три, когда я его встретила. Очень опасный возраст для мужчины, — загадочно добавила она, не уточняя, что кроется за многозначительным замечанием.

— Гм… Пожалуй. Беда в том, что девочки на его стороне.

Хейзл сделала глоток кофе, подумав, что ни в коем случае не стоит упоминать, насколько ее дочери не горят желанием возобновить контракт с «Триумфом». Саскии об этом знать не обязательно. Во всяком случае, пока.

— Лили мечтает обзавестись своей лошадью. И в квартире тесновато — не буду отрицать. Не в смысле места, — уточнила она, увидев удивленный взгляд подруги, — просто нам не хватает комнат. Я предложила обзавестись большей по площади квартирой, но, боюсь, Дик просто устал от Лондона. — Хейзл предостерегающе посмотрела на собравшуюся что-то сказать Саскию. — Если ты собираешься завести старую песню, что, мол, человек, который устал от Лондона, вообще устал от жизни, то не утруждайся! Я как-то процитировала это выражение, а Дик пожал плечами и с надменным видом, который он себе иногда позволяет, сказал, что выход, предлагаемый доктором Джонсоном, не нуждается в длинных речах!

Саския подавила улыбку. Как и все, кто знал Дика Треверса, она обожала его!

— И где же сейчас наш великий человек?

— В Италии. Взмахнул волшебной палочкой и помчался помогать обожаемой Паоле, которая хочет стать магнатом от виноделия!

Саския вытаращила глаза.

— И ты, конечно, ревнуешь к Паоле?

— Чего ради я буду ревновать, если мой муж проведет месяц в компании черноглазой красавицы незаурядных умственных способностей, которая считает его самой выдающейся личностью из всех, кто когда-либо ходил по земле?

— Но между Диком и Паолой никогда ничего не было? Честно?

— Нет, не было, — подтвердила Хейзл, подумав, что совсем недавно ей пришлось иметь дело с новым Диком, который заявил, что хочет перемен в жизни и вдоволь высококачественного секса, — кто с уверенностью скажет, что ему надо сейчас?

— Так как ты с ним обошлась? — спросила Саския, запуская пальцы с длиннющими ногтями в короткие взлохмаченные волосы.

— О, между нами установилось полное дружелюбие, — медленно ответила Хейзл.

Дружелюбие. До чего ужасное слово! Звучит, словно название нового общественного движения. Но всей правды Саскии она не сказала. Ибо на деле перед отъездом Дика отношения между ними были далеко не радужными, хотя Хейзл очень на это рассчитывала.

После нескольких дней напряженного затишья, в последний вечер перед отлетом в Италию, Дик потянулся к ней тем ленивым манящим движением, от которого у Хейзл начинало гулко колотиться сердце. Прижавшись темноволосой головой к плечу Хейзл и лаская ее тело, Дик хрипло шепнул:

— Ты же знаешь, что да! — выдохнула она.

Да, она страстно хотела его и то же время едва ли не презирала себя за слабость, о которой он прекрасно знал, — и Хейзл оставалось только удивляться, почему она всегда становилась податливой как воск в руках Дика. Но стоило ему только приникнуть к ней поцелуем, от которого у нее пошла кругом голова, как в дверях возникла одна из тройняшек, покрытая зеленоватой бледностью, и они отпрянули друг от друга, как воры, застигнутые на месте преступления.

Жалуясь, что плохо себя чувствует, Летти залезла к родителям в постель, и ее тут же вырвало на пододеяльник. Пока Дик относил девочку в гостиную, Хейзл тут же сменила постельное белье, а когда вышла из спальни, то увидела, что эта парочка, бледная от усталости и переживаний, уснула на диване.

У нее не было ни сил, ни желания будить их, так что Хейзл накрыла их пледом и оставила в покое, после чего сама залезла в постель, где и провела остаток ночи, уныло глядя в потолок. Ничего себе романтическое расставание!

За завтраком Дик пожал плечами и невнятно пробормотал: «Прошу прошения!» — на что Хейзл смогла выдавить лишь слабую улыбку. Она понимала, что за ужасное стечение обстоятельств никто не может нести ответственности, и уж конечно, не Дик. Но, учитывая, что эта ночь венчала собой нелегкую неделю, Хейзл чувствовала себя обманутой и недовольной при мысли, что ее муж отправляется утешать Паолу, оставляя дома Монблан нерешенных проблем.