Мало ли что говорят... - Татьяна Соломатина

И надо же было такому случиться, что изнемогающее от первобытного ужаса животное извлекли на свет божий грузчики-афроамериканцы. Почему-то именно в них для несчастной псины сосредоточилось всё вселенское зло. Возможно, он был слегка пессимистичен. Что не удивительно на фоне предыдущей депрессии. Будь на его месте кто другой да при других, не отягчающих, обстоятельствах, наверняка воспринял бы этих, пусть странного цвета и необычного запаха, созданий как ангелов-освободителей. Но что случилось – то случилось. В его голове замкнуло какой-то нейронный контакт, и Байкал в первый раз возненавидел. Возненавидел криптогенно, яростно и навсегда всех людей, чья кожа темнее кофе с молоком.

Закончив рассказ, Марк замолчал, и на секунду в нём мелькнуло что-то человеческое. Что-то не из области денег, страховок, велфера и прочего. Гнусно воспользовавшись паузой, Соня взяла инициативу в свои руки и вернулась к непосредственной цели своего визита.

На все её вопросы, знакома ли ему специальная лексика, известна ли ситуация с ВИЧ/СПИДом в Бостоне, штате Массачусетс, вообще в стране, и прочие Марк обиженно вопил: «Я таки всё же доктор!» Параллельно в Сониной памяти крутилось изречение, глубоко выцарапанное на парте первой аудитории одного из медицинских институтов и прочитанное ею там году эдак в 1986-м: «Курица – не птица, стоматолог – не врач!» Все попытки выяснить уровень знаний Марка в инфектологии, связанные с необходимостью коррекции поведения и правильного перевода, сводились к нулю. Он обидчиво отвечал, что на всех этих «вайромегалоцитрусах» и «гомококках» собаку съел. Принимает роды на дому каждый день у самых обеспеченных бостончанок, которые, видите ли, отказываются рожать в Бригем энд Вимен госпитале из-за полнейшей антисанитарии и некомпетентности акушеров данного родовспомогательного учреждения. Лично обучал делать спинномозговую анестезию нынешнего министра здравоохранения США. Оказывал медицинскую помощь узникам Дахау, тайно проникнув в лагерь. Прямо в лицо высказал Йозефу Менгеле на его родном языке всё, что о нём думает. После чего собственноручно крестил польского младенца, ставшего впоследствии Папой. А также редактировал клятву Гиппократа. Причём по просьбе автора.

Соня очень устала.

За окном кухни было уже темно. Все попытки девушки перейти на язык амэрикан-лэнд терпели фиаско. Во-первых, угрюмая «ма», всю «деловую» встречу непонятно зачем просидевшая за столом, начинала возмущаться, что она, дескать, не понимает, о чём идёт речь. Во-вторых, сам завтрашний «переводчик» через пару слов соскакивал на смесь русского и одесско-винницко-бердичевского. Единственное, что он повторял к месту и не к месту с первого момента встречи, был оборот «It’s mean…».

«Ицмин… ицмин… ицмин…» – гулко стучало у Сони в ушах спустя ещё час. Мысленно плюнув, она, как любой порядочный русский дурак, подумала, что гори оно всё огнём – утро вечера, как известно, мудренее. И сказала Марку, что ей пора. Он был очень любезен. Проводил до калитки, ткнул пухлой ручонкой в тёмное пространство, указывая, куда Соня должна идти, чтобы добраться до электрички – какие-то смешные пару тысяч метров, – и даже сообщил, что последний поезд до Бостона уходит буквально через пятнадцать минут, что, оказывается, невероятно удобно для неё, ибо через какой-то совсем уж смешной час она будет прямо на Бостонском вокзале, а там на метро рукой подать до Бруклайна. В крайнем случае – такси. А здесь с ними проблема. Никто сюда не едет…

И Соня пошла.

Метров через триста пейзаж стал совсем зловещим. Темно, дорога грязная. Она с ужасом поняла, что не знает, куда идти. Приблизившись к группе товарищей, выделяющихся из темноты только зубами и белками глаз, белая девушка Соня даже гипотетически ничего дурного не предполагала. Ибо за предыдущие недели пребывания в Америке сталкивалась только с дружелюбием, дружелюбием и ещё раз дружелюбием! Каково же было её удивление, когда эти… э-э-э… Ну, вы поняли! Эти, политкорректно выражаясь, малопривлекательные и дурно пахнущие афроамериканцы разразились зловещим хохотом и начали демонстрировать ей знание языка непристойных жестов. Агрессия нарастала лавинообразно…

«Беги, Лола, беги!»[14]

И Соня понеслась неведомо куда, не задумываясь о направлении. Психические реакции слились с моторными. Она была Байкалом в багажном отделении боинга, во мраке одиночества и неизвестности, двигаясь и оставаясь на месте одновременно…

– Are you O.K., Mam?!

Соня не возненавидела людей, обнаружив, что сидит в вагоне движущегося электропоезда. Человек – сильнее животного. Она заверила интересующегося добропорядочного американского гражданина, что конкретно сейчас, в пространстве-времени этого пригородного электропоезда, у мэм Соньи всё не просто О.К., а просто-таки all right, fine, excellent, чёрт возьми, вот вам крест! И даже хотела этого гражданина обнять и поцеловать, но сдержалась.

Пользуясь случаем, хочется принести за Соню извинения муниципалитету города Бостон – она не оплатила тогда проезд. Она вообще не помнила, как попала в этот поезд!

Еле переставляя ноги, Соня вошла в холл гостиницы, помахала ручкой ночному портье, посмотревшему на неё с удивлением. Поднявшись в номер, первым делом достала из глубин чемодана бутылку Jägermeister’а, купленную ещё во франкфуртском duty free, щедро отхлебнула и вместе с ней пошла в ванную. Странно, что портье не вызвал полицию или «Скорую помощь»…

«Эх, а у меня была такая хорошая репутация в этой гостинице!»

Из зеркала на Сонечку смотрела всклокоченная рожа с лихорадочно блестящими «накокаиненными» глазами и размазанными по лицу грязными полосами. Хорошо, что в бостонском трамвае-метро всем абсолютно по фигу, как кто выглядит. И не такое видали в условиях свободы самовыражения. Хотя после второго глотка Соне показалось, что выглядит она вполне готичненько!

Девушка приняла ванну и стала обдумывать план мести Джошу. От звонка ему посреди ночи удерживал лишь тот факт, что из Сони опять напрочь вышибло английскую речь.

«Марк – это мрак! Что же могло заставить Джоша подсунуть мне подобный экземпляр в городе, где так много профессиональных переводчиков? Мне, стажирующейся в США под эгидой организации, аббревиатуру которой лишний раз «всуе» поминать не рекомендуется! Впрочем, надеюсь, что у него будет какое-нибудь более-менее разумное объяснение. Не верится, что умница Джош руководствовался меркантильными соображениями – типа «денег поменьше заплатить»… Фу! Эту заразу подозрительности я, видимо, подхватила в доме «ма». И вообще, если знаешь человека, то доверять ему надо всегда, а не в исключительных случаях!»

Однако высокоградусная настойка «горных стрелков-егерей» сделала своё дело – Соня расслабилась. Но не успокоилась. Завтрашний день неясно, но ощутимо терзал нервную систему, и она решила допить бутылку тирольской жидкости до дна.

Чем больше Соня пила – тем спокойнее и увереннее становилась. Опустошив половину тёмно-зелёной фляги, она уже заткнула за пояс всех ведущих американских ток-шоу, задавая себе вопросы, сама же на них отвечая и выкрикивая ремарки из зала.