Преторианцы - Сергей Евгеньевич Вишняков

его, постоянно отвлекаясь на скорбь по Коммоду, сердце его переполнили благодарность и любовь к своему бывшему покровителю. Ведь не будь его протекции Марку Аврелию, позволившей сыну вольноотпущенника выдвинуться на ведущие государственные и военные посты в империи, стоял бы Пертинакс на Капитолийском холме, готовясь принести императорские жертвы Юпитеру? Пертинакса тронула искренность старческих слез Помпеяна по поводу смерти человека, убившего его жену, сделавшего много зла Риму. В этих скупых слезах были вся честь и благородство римлянина. Поддавшись порыву чувств, Пертинакс обнял Помпеяна и, зная, что все равно тот откажется, как и много лет назад, прилюдно предложил ему стать императором. Эти слова явились для старого полководца той наградой, которую он так давно ждал. Он, конечно, отказался, но теперь знал, что его помнят и чтят и, возможно, он еще будет нужен.

После 1 января Пертинакс уже третий раз приглашал Клавдия Помпеяна во дворец, размышлял с ним о реформах, которые необходимо провести. Закончив обсуждения дел, в которых Помпеян понимал немало, а в некоторых вопросах был более сведущ, нежели император, два старых товарища пошли в триклиний, чтобы поесть и поболтать о прошлом. Помпеян ел мало и по старой легионной привычке часто обходился самой простой пищей, и потому экономия, которой всегда придерживался Пертинакс, а после того как стал императором, стал ее ярым проповедником, резко сократив расходы двора, его не волновала.

Из тушенного мяса с сыром и грибами Помпеян выбирал мясо и совсем немного сыра, не притрагиваясь к грибам. Грибы быстро вызывали у него тяжесть в желудке, а этого он тщательно избегал, так как помимо болей в сердце и суставах у него периодически ныло вверху живота. Из-за проблем с желудком вино он пил, так сильно разбавляя его водой, что от перебродившего винограда оставался только слабый цвет, а вкуса почти и не чувствовалось.

Помпеян медленно пережевывал мясо, обдумывая слова Валериана Гемелла. Глубоко посаженные глаза старого полководца, казалось, блеснули. Он потер свои впалые щеки, почесал седые волосы над ухом.

– Вот ты говоришь, Валериан, что смерть Коммода от апоплексического удара прямо накануне Нового года – это чудо, символ того, что все плохое осталось в прошлом, и новый год начался с нового императора. Но я возражу тебе. Это не чудо, а лишь совпадение, обусловленное закономерностью. Я хоть и не жил много лет в Риме, но знаю, как пил и развлекался сын моего дорогого Аврелия. Он давно мог умереть давно от таких попоек. А я вот расскажу о настоящем чуде. Ты, я вижу, не особенно чтишь богов, Валериан, а напрасно. В их власти вся наша жизнь.

– Дело каждого свободного человека – верить во что он хочет или не верить! – вставил Валериан. – Так о каком чуде идет речь? О воскресении христианского бога?

– Нет, конечно нет. Публий, – обратился Помпеян к Пертинаксу, по старой дружеской привычке. – Ты об этом знаешь, но не мешало бы и тебе вспомнить наши великие победы.

– Готов поспорить, уж не о чуде ли с дождем и градом ты хочешь рассказать? – усмехнулся Пертинакс.

– Да, именно о нем. Так вот, Валериан. Было это во времена войн Марка Аврелия с германскими варварами. Двенадцатый Молниеносный легион, преторианцы, сингулярии, вспомогательные войска – словом, большой силой мы выступили против дикарей-квадов, перешедших Данубий. Император лично вел легионеров, я тоже был в его штабе. Летняя жара стояла невыносимая. Доспехи легионеров раскалились, всех донимала жажда. Варвары вышли из леса и окружили нас. Римляне встали в оборонительный круг – сингулярии императора в центре вместе со штабом Марка Аврелия. Много часов квады непрерывно обстреливали нас из луков, закидывали дротиками, пытались прорвать строй сокрушительными атаками копьеносцев. Но все было для них тщетно. Легионеры стояли непоколебимой стеной. Но стояли из последних сил, буквально изжариваясь в доспехах и изнывая от жажды. Многие страдали от ран, истекали кровью, но держали строй. Марк Аврелий оставался спокоен. Он верил в легионеров. Я хотел возглавить атаку когорты преторианской гвардии, чтобы отвлечь квадов, и дать возможность всему остальному войску начать отход, но император не разрешил. Он не хотел терять меня и свою верную гвардию, ведь из той атаки мы точно бы не вернулись. Но что же оставалось делать? Палящее солнце словно встало на сторону квадов, чтобы уничтожить нас. И тут я обратил внимание, что египтянин Арнуфий, уже несколько лет находившийся при Марке Аврелии в качестве какого-то мага, лекаря, философа, да и кто знает еще кого, короче говоря, он начал громко молиться на разных языках разным богам – нашим, восточным, еще каким-то. Молился как-то чудно – то пел, то шептал, то издавал гортанные звуки. Особенно часто он обращался к своему египетскому богу воздуха и ветра – Шу, так он сам потом говорил. И молитвы Арнуфия были услышаны. Невесть откуда появились облака, потом вдруг грянул ливень. Легионеры приветствовали спасительный дождь громкими криками и с радостью пили, набирая воду в свои шлемы. Квады атаковали нас, но мы их отбросили. К дождю прибавился град! Градины величиной с грецкий орех!

– Мне рассказывали, что с ладонь ребенка! – вставил Пертинакс.

– Нет, это преувеличение! С орех, не больше. Но и такого града хватило, чтобы квады, шедшие в бой без доспехов, сильно пострадали от него и спрятались в лес. Представьте себе – словно десятки тысяч пращников одновременно ударили с неба! Легионеры благодаря броне стояли спокойно. В придачу к граду боги послали нам на помощь молнии. Если вначале египетский Шу нам поспособствовал, то теперь наш славный Юпитер вступился за своих сынов. Молнии били часто. Лес, в котором укрылись квады, загорелся, и они побежали к нам, чтобы не сгореть заживо. Варвары вместе с их вождем Ариогезом сложили перед легионом оружие, добровольно сдавшись в плен. Они поняли, сколь могущественны боги на римской земле. Вот это чудо, Валериан!

– Ну, уж так и чудо! – возразил грамматик. – Я много путешествовал и наблюдал за природой. Как ты говоришь, Клавдий, в тот день стояла невыносимая жара? Но ведь именно такая жара и является предвестником сильного дождя и бури. Я сам не раз попадал в такое же положение, как Двенадцатый легион, и уверяю тебя, вымокнув до нитки, тоже иной раз подумывал: а не Юпитер ли, или как там? – Шу, буйствует на небе, но разум у меня всегда брал свое.

– Нет у тебя разума, слова одни! – буркнул Клавдий Помпеян, впрочем, без всякой злобы.

Он спокойно относился к людям разных вер и даже к тем, кто не верил в богов. Как друг