Преторианцы - Сергей Евгеньевич Вишняков

Гордый, изнасиловавший добродетельную матрону Лукрецию, лишился не только трона, но и жизни. И хоть с тех времен прошло много веков и нравы сильно поменялись, все равно дело об изнасиловании преторианцем жены римского всадника – не лучший способ доказать Риму, что преторианцы имеют право влиять на власть. Второй план, о котором сейчас говорил Лет с трибунами, более действенный. Не пройдет и нескольких дней, как во всем Риме начнут обсуждать Эклекта и Марцию, погубивших Коммода. Скорее всего, их станут превозносить. Теперь главное – не тревожить Пертинакса и дать ему забыть о требовании преторианцев выплатить шесть тысяч сестерциев каждому. Сам же Эмилий Лет регулярно будет говорить своим подчиненным, что император упорствует, а Эклект его подзуживает. Третий план префект связывал с консулом Фальконом. Возможно, это самый действенный, но и самый опасный вариант. Если Фалькон согласится стать императором, но переворот не удастся, то милосердием Пертинакса, как в ситуации с сенатором Ласцивием, префекту претория и его преторианцам не отделаться.

Эмилий Лет хотел было снова лечь спать, но тут появился Марк Квинтиллиан. От трибуна несло вином. Трибун все рассказал префекту о решении Пертинакса наказать его за разгильдяйство преторианцев во дворце.

– Несмотря на приказ, надеюсь, ты не будешь препятствовать мне выходить из лагеря?

– Ну, пока письменный приказ я не видел, поэтому ты свободен, Квинтиллиан.

– А после?

– Друг мой, как можно не подчиняться слову августа? – насмешливо спросил Эмилий Лет.

Марк Квинтиллиан понуро сел за стол, спросив, нельзя ли выпить вина.

– Хватит тебе на сегодня пить. Куда ты собираешься выходить? Пьянствовать, нарушать порядок в городе? Чтобы потом император меня наказал за мой недогляд?

– Нет, клянусь Геркулесом, префект, я буду вести себя подобающе!

– Не темни, Квинтиллиан, говори, куда и зачем пойдешь, кто и когда тебя ждет?

– Это не только моя тайна, префект, – уклончиво ответил трибун.

– Тогда и говорить больше не о чем.

– Послушай, Лет, – фамильярно сказал Квинтиллиан. – Мы же с тобой друзья.

– Дружба дружбой, а служба службой, извини, дружище, иди спать.

– Нет, я умру, если не смогу выходить. Я лучше дам себя убить при побеге отсюда, но ничто меня не удержит.

– Ты болен и тебе нужно лечиться?

– Да, я болен.

– И как называется болезнь, которую ты подцепил?

Марк Квинтиллиан молчал.

– Я должен знать все как твой непосредственный командир и как друг. Я не прощу себе, если с тобой что-то случится, – сердечно произнес Эмилий Лет, ожидая, что трибун вот-вот проговорится. – Так что за болезнь?

– Марция Аврелия Цейония Деметрия! – торжественно произнес Квинтиллиан.

– Амазонка! А у тебя хороший вкус! – воскликнул, обрадовавшись, префект претория. – И давно она тебя пронзила стрелой любви? Или ты ее сначала пронзил своим мечом, а? Ха-ха-ха.

– Не смейся, Лет. Тут нет ничего смешного. Тебе не понять, как мне плохо без нее! – мрачно сказал трибун. – Дай лучше вина.

– Хорошо, вино я велю подать тебе в твою комнату. Но сначала скажи – ты где с ней собрался встречаться? Марция тебя точно ждет?

– Да, ждет! Сначала я продолжу ходить к ней на Вектилианскую виллу, а когда она выйдет замуж за Эклекта, то буду пробираться во дворец.

Эмилий Лет задумался.

– Во дворце тебя могут легко схватить. Получается, что ты ослушался приказа императора, вышел за стены лагеря и пробрался во дворец. А кто проникает в императорский дворец тайно? Только тот, кто злоумышляет против августа. Как итог смерть тебе и смерть мне, ведь я за тебя в ответе.

– Преторианцы меня знают, и если и заметят во дворце, то не станут поднимать шум, – ответил Квинтиллиан.

– Кроме преторианцев во дворце много других людей. Твоя промашка будет стоить жизни не только тебе, но и мне. Поэтому зачем мне так рисковать?

Марк Квинтиллиан с отчаянием и мольбой посмотрел на командира.

– Ну, хорошо, Марк, я не могу отказать тебе как другу, но и ты должен пойти мне навстречу и выполнить условия.

– Какие?

– Когда ты будешь ходить в императорский дворец на встречу к Марции, ты должен мне рассказывать обо всем, что поведает твоя любовница. Я имею в виду, конечно, не любовный лепет, а любые мелочи, касающиеся Пертинакса и Эклекта. Меня интересует все.

– Получается, я должен шпионить? – грустно произнес Марк Квинтиллиан.

– Это не совсем так.

– Как ни назови, суть не изменится.

– Твое решение?

– Ради встречи с Марцией я согласен на все, даже убить, если это нужно.

– О! Ну, этого пока не требуется. Но я буду иметь в виду твое обещание. Ха-ха!

– Это все?

– Нет! Основное значение имеет факт твоей поимки. Если это случится, я не должен пострадать. В отличие от тебя, мне дорога моя должность и моя жизнь.

– Это понятно.

– Так вот. Поклянись, что не сдашься живым.

– Клянусь Юпитером, Юноной и Минервой, клянусь Геркулесом, что не дамся живым, и если не будет другого способа избежать моей поимки, я покончу с собой.

Марк Квинтиллиан произнес это спокойно, уверенно и даже с радостью, ведь клятва избавляла его от неопределенности в дальнейших встречах с Марцией.

Эмилий Лет знал своего трибуна довольно долго и потому не сомневался в его словах. Он отпустил Квинтиллиана и легко заснул, отмечая напоследок, что еще один человек теперь будет ему в помощь против императора. И кто знает, может быть, именно на него префект претория потом сделает главную ставку в своей хитроумной игре.

Глава пятая

Александр отложил кисть и посмотрел на кратер, который только что закончил расписывать сценами колесничих бегов. Он осторожно повертел его за ручки, придирчиво оглядывая каждую лошадь в упряжке, каждую ось на колесах колесниц. Ему казалось, что возницы недостаточно искусно выписаны, а морды лошадей слишком длинные. Вглядываясь все больше и больше, он пришел в полное раздражение. Работа не нравилась ему. Он видел – в изображенных фигурах нет того изящества, присущего творениям великих греческих вазописцев, а ведь Александр так хорошо изучил их технику! Нет и напряжения, с которым мчатся наперегонки колесницы. Он с силой оттолкнул кратер, испачкав пальцы в непросохшем черном лаке. Сосуд отлетел на противоположную сторону стола, но не упал на пол. Александр крикнул раба. Проходивший рядом с комнатой, переоборудованной в мастерскую, ученый раб Андрокл услышал крик господина и подошел к нему.

– Андрокл, скажи какому-нибудь рабу, пусть принесет мне хиосского вина! – пытаясь оттереть испачканные пальцы, бросил Александр, едва взглянув на старика-грека.

– Прости, господин, но это невозможно.

– Что еще? Ну, сам сходи за ним, если свободен от своих ученых дел.

– Дело не в этом. Император урезал