Лупетта - Павел Вадимов

— Ничем я тебя не искушаю! Начнем с того, что я лежал тихо, никого не трогал, слушал музыку, а ты пристал ко мне со своим Страшным судом. Как там говорится? оставь кесарю кесарево. Я буду слушать Мундога и читать учебник по гематологии, а ты молись... и колись себе на здоровье.

Больше мы не разговаривали. До самого конца.

* * *

За сорок минут, которые заняла поездка в «Симатту», мое первоначально нервозное состояние сменилось совершенно пофигистским настроем. Я даже стал что-то напевать себе под нос. Мне было глубоко наплевать и на предстоящую беседу, и на угрозы голема, и на великого и ужасного Искандерова, не говоря уж о судьбе российско-японских отношений.

Меня уже ждали. В небольшой приемной, отделенной от кабинета президента фонда японской ширмой, я увидел гейшеобразную секретаршу и голема, который тут же вскочил, чтобы без лишних церемоний сопроводить меня к шефу. Мне захотелось спросить: «А кланяться вы уже разучились?» Искандеров сидел в высоком кресле горчичного цвета, постукивая пальцами по столу. Поздороваться со мной он не соизволил.

Во взгляде президента «Симатты» я не встретил ни гнева, ни раздражения. На меня смотрели глаза обиженного ребенка, у которого злой дядя отнял любимую игрушку. Казалось, он вот-вот заплачет.

— Вы знаете, как мы это называем? Саботаж. Другого слова я подобрать не могу. Вы были прекрасно осведомлены о важности порученной вам работы. Несмотря на это, вы умудрились ее провалить! — Искандеров сорвался на фальцет. — Визит членов администрации Петербурга в Японию, встреча с губернаторами префектур — вам что, на все это наплевать?! Наш альманах ждут представители крупнейших японских корпораций, чтобы принять решение об инвестициях в российскую экономику, а вы палец о палец ударить не можете, чтобы исполнить свои обязательства!

— Послушайте, но мы... — попытался вставить я.

— Нет, это вы послушайте! Больше с вами церемониться никто не намерен! Вы думаете, с вами просто разорвут договор? Вы надеетесь, что отделаетесь штрафными санкциями? Вы еще не поняли, что такое фонд «Симатта». Я вашу блядскую дизайнерскую контору по тарелке размажу, как васаби! Нет, шею вам никто ломать не будет, мы действуем о-о-чень легитимно, это я вам лично гарантирую. Мы вас привлечем и за неуплату налогов, и за экономические преступления, и за незаконное хранение наркотиков... что это там у вас в портфельчике, а? — иезуитски усмехнулся Искандеров, но улыбка быстро пропала, а глаза сузились. Истерический припадок прошел так же неожиданно, как и начался. — Значится, так. Во избежание дальнейших недоразумений я предлагаю начать все с чистого листа. Вам дается неделя на изготовление сигнального тиража. Оглавление у вас есть. Откуда возьмете статьи, мне все равно. Ищите по библиотекам, качайте из Сети, хоть из пальца высасывайте... Но чтобы ровно через неделю у меня на столе лежал готовый аль... Что с вами? — округлил глаза Искандеров.

— Мо... можно выйти? — сдавленно попросил я голосом школьника, подавившегося столовской котлетой, и, не дожидаясь разрешения, выскочил из кабинета — мимо недоуменно привставшего голема, мимо хлопающей ресницами секретарши, мимо курившего на лестнице охранника, мимо железных дверей подъезда; прямо в раскинувшуюся перед парадным входом в культурно-просветительский фонд «Симатта» холодную осеннюю лужу меня рвет, выворачивает наизнанку, до желчи, до горечи, до вздувшихся вен на лбу, пока от черной дождевой воды к овсяному петербургскому небу не начинает подниматься горячий пар.

* * *

Капельницы насилуют кровь китайской пыткой — одна капля в десять секунд — Moondog моя анестезия — закапывать в уши в течение дня по мере необходимости — пейзаж на внутренней стороне закрытых век — witch of endor — на внутренней стороне прозрачных век — барабаны слепого медиума в рогатом шлеме, викинга с 6-й авеню — симфония химиотерапии, концерт для четырех капельниц с оркестром — что такое? что случилось? отчего же все кругом завертелось, закружилось и помчалось колесом? — Мундог (1916—1999) родился в Мэрисвилле, Канзас, в семье миссионера Гардена — музыканты настраивают инструменты по камертону протокола EPOCH — увертюра — andante grazioso — кап — капкап — капкапкапкап — капкапкапкап — три магических инструмента Оо, Utsu и Uni — в 1932 году глаза 16-летнего Луиса Гардена выжгла динамитная шашка — солисты Винкристин (меццо-сопрано), Вепезид (сопрано), Доксорубицин (тенор), Циклофосфан (бас) — утюги за сапогами, сапоги за пирогами, пироги за утюгами, кочерга за кушаком — имя Moondog Луис взял в честь любимой собаки, воющей на Луну — вязкий болотный торф полифонии на глазах оборачивается серой потрескавшейся почвой перкуссии, мастурбирующей ветром в томлении по дождю — все вертится, и кружится, и несется кувырком — с 1947 года Мундог играл на изобретенных им же инструментах в Манхэттене, облачившись в костюм викинга собственного изготовления — meno mosso — калейдоскопичная череда опосредований, отражений и оттенений — капкап — кап — капкапкап — кап — капкапкапкап — doppio movi- mento — сочные ломти виолончели нанизаны на раскаленные шампуры гобоя — многие альбомы Мундога были записаны в 1940—50-х годах прямо на улице под аккомпанемент голосов прохожих, визга шин и автомобильных клаксонов — капкап — кап — капкап — скрипичное соло резво ввинчивается в катетер по правилу буравчика — Мундог пробомжевал на Манхэттене более 30 лет, до тех пор пока не стал знаменитым — желудок вспучивается полигармоническими наслоениями цитостатиков — си-бемоль тошноты малой октавы — sforzando — нет, назад, нет-нет, назад — ritenuto — вот так, так, хорошо — трехголосная фуга обмирания — интермеццо капельниц, позвякивающих на сквозняке Лимфомы — паралич дыхания — и сейчас же щетки, щетки затрещали, как трещотки, и давай меня тереть, приговаривать — дыши, мать твою, дыши, не засыпай, слышишь, только не засыпай, дыши, черт тебя дери! — в 1970-х годах Мундог записал несколько альбомов, гастролируя по Европе — пропущенный через мясорубку рефлексии утробный фарш медитативных секвенциальных повторов, нарочито вычурных, запоминающихся тематических ячеек и, плюс ко всему, гармонических прогрессий — piano pianissimo — неторопливо плывешь по тихой реке Коме — вдруг кто-то нежно и настойчиво за ноги — цап! и на дно — цап! и на дно — дернул, вырвался, судорожно глотнул воздух — ну куда ж ты, милок, ишь разбрыкался — желтые зубы на щиколотке — влажная губка бронхов — пузыристый кашель воскресения — forte fortissimo — кап- кап-капкапкап-кап — серийно-додекафонные повторы — видишь пузыри на лужах, значит дождь скоро кончится, сынок, видишь пузыри на губах, значит жизнь скоро кончится, сынок — finale — давайте же мыться, плескаться, купаться, нырять, кувыркаться в ушате, в корыте, в лохани, в реке, в ручейке, в океане, и в ванне, и в бане, всегда и везде — Вечная Слава Воде!

* * *

В Западной Индии, Нигерии, Парагвае, Китае, Малайзии и на Филиппинах произрастает многолетний травянистый кустарник высотой до 100 см, относящийся к роду погостемон семейства яснотковых. Лишь в субтропическом климате Черноморского побережья Кавказа он возделывается как однолетняя культура. Листья черешковые, сочные, широко-яйцевидные, зубчатые с опушенной поверхностью, располагаются супротивно. Цветки белые, мелкие, собраны на концах ветвей в кисти. Корень сильно ветвистый, глубоко уходящий в подпочву.