Папина дочка - Вера Колочкова

– Да я понимаю, что вы! Но что делать, если я не могу с собой совладать? Мама на меня смотрит, а я вся сжимаюсь от какого-то странного ужаса… Кажется, что она хочет в мою голову, в мое нутро, в мою душу проникнуть и жить там, шуровать по-хозяйски… Или себе все забрать – все мои чувства, все мысли… Вызнать, забрать и распоряжаться ими по-своему! Да, она этого очень хочет, я знаю! У нее даже глаза начинают гореть по-особенному, когда начинает ко мне подходить… Алчным таким огнем горят…

– Ну все, все, детка, остановись! – испуганно выставила ладонь вперед Елизавета Максимовна. – Это уже перебор, детка, ты не находишь? Не фантазируй так яростно, иначе сама себя истребишь. И вообще, надо бы тебя к хорошему психиатру отвести… Просто на приватную консультацию, чтобы он тебя приземлил немного…

– Да не надо меня к психиатру! Вы думаете, я сама не понимаю, что ли, как это все ужасно звучит? Очень даже хорошо понимаю! Вот вы говорите, что я маму должна пожалеть… А я не могу, не могу ее жалеть, и все тут! Потому что еще одна причина есть, по которой я не могу… Рассказать вам, что за причина?

– Ну, чего уж там… Давай, выкладывай все до конца! Давай, говори…

– Хорошо, я скажу. Вернее, спрошу… Вот объясните мне одну вещь, пожалуйста! Может, я ошибаюсь, а может, и нет… Дело в том, что я очень хорошо помню тот вечер, когда папа умирал. Ира вызвала «Скорую», а мама ушла на кухню, за лекарством… Я в коридоре стояла, с места сдвинуться не могла, так мне страшно было! А мамы все нет и нет! Не знаю, может, мне казалось тогда, что время идет страшно медленно… Но ее и впрямь не было, она все из кухни не шла! Я как-то собралась с силами, заглянула на кухню, а она там на стуле сидит… Представляете? Папа умирает, а она сидит! Вот объясните мне – что это? Она специально на кухне задержалась, что ли? Чтобы с лекарством опоздать? Столько лет прошло, а я все время об этом думаю, думаю… И ответа не нахожу… Может, вы мне ответите, что это было, а?

Тата повернулась к бабушке и тут же замолчала. Лицо Елизаветы Максимовны было бледным, осунувшимся, с испариной на висках. Медленно моргнув, она произнесла с усилием:

– Ты… Ты страшные вещи сейчас говоришь, деточка… Люда этого не могла, нет… Она его очень любила, я знаю. Не могла она, поверь…

– Простите… Простите меня, пожалуйста, что я вообще заговорила об этом! Да, не надо было… Я вам сделала больно, да? Вам плохо? Может, воды принести?

– Да. Принеси мне воды. Там, в холодильнике, есть бутылка «Боржоми»…

Тата кинулась на кухню, выхватила бутылку из холодильника, кое-как справилась с пробкой, еще и расплескала воду по всей кухне. Пока несла стакан в комнату, чувствовала, как сильно дрожит рука – остатки бы не расплескать…

– Ну что ты так испугалась, глупенькая? – встретила ее с улыбкой Елизавета Максимовна. – Не бойся, я в обморок не упаду. Сейчас водички попью, и со мной все хорошо будет… Не бойся… И себе тоже воды налей – вон как разволновалась!

– Простите… Простите меня, бабушка. Столько всего я на вас вывалила…

– Да, для одного раза многовато, конечно. Но я так и не ответила на твой вопрос – могла ли Люда сделать это специально… Все-таки я думаю – не могла. Нет, нет… Хотя… Знаешь, у твоего отца с Людой в те времена были очень сложные взаимоотношения…

– А я знаю, бабушка. У него ведь женщина была, которую он любил, правда?

– Хм… И откуда ты это знаешь?

– А он мне сам говорил. Да, именно в тот день и сказал… Перед смертью…

– Да? Странно… И как же он тебе это сказал?

– Он сказал, что мы с ним… что вместе уйдем…

– То есть… Куда уйдете, не поняла?

– Да к той женщине! К другой… От мамы вместе уйдем…

– О боже мой… – в растерянности схватилась за щеки Елизавета Максимовна. – Что, прямо так и сказал? Какой ужас, боже мой… Ты же совсем еще кроха была несмышленая…

– Но почему же несмышленая? Я очень хорошо все понимала.

– Что, что ты могла понимать?

– Что папа не любит маму, а любит другую тетеньку. Но без меня уйти к ней не может. Потому что меня тоже очень любит. Что же тут непонятного, бабушка? Кстати, вы что-нибудь о той женщине знаете? Вы видели ее когда-нибудь?

– Да. Видела один раз, на улице… Саша с ней шел… Мы познакомились, она Аней представилась. Сначала она мне не понравилась, а потом я подумала почему-то, что Саша был бы с ней очень счастлив. Знаешь, она на него так смотрела… Как бы тебе это сказать… Без этого вечного женского притязания на мужчину, как на собственность… Люда на него так никогда не смотрела. Для нее Саша был просто законной добычей, на которую никто уже посягнуть не смеет. Впрочем, зачем я тебе это все говорю…

– А вы не знаете, где она живет, эта Аня? Может, у вас ее адрес есть? Или телефон хотя бы?

– Да зачем мне ее адрес и телефон?

– Ну, мало ли…

– А почему ты спрашиваешь? Тебе-то зачем?

– Знаете, я бы очень хотела увидеться с этой женщиной.

– Зачем, Тата?

– Да низачем… Просто поговорить, и все… Просто посмотреть на нее… Но что об этом говорить, если у вас все равно нет ни адреса, ни телефона!

– Ну, если ты так хочешь… Я могу поискать в Сашиных записных книжках… Я ведь забрала себе все его записные книжки, когда он умер. Иногда перелистываю – просто так… Чтобы в руках подержать… Мне кажется, я видела там телефон этой Ани! Хочешь, прямо сейчас поищу?

– Да! Да, очень хочу! Поищите, пожалуйста!

– Ладно… Сейчас поищу. Жди… А потом я такси тебе вызову, поздно уже по улицам одной гулять…

Тата уходила от бабушки, унося с собой бумажку с номером телефона той самой женщины, которую любил отец. Елизавета Максимовна смотрела на нее с грустью и, уже открыв дверь, проговорила тихо:

– Ты не забывай меня, Таточка… Приходи… Хотя бы ради того, чтобы выговориться. Я всегда тебя выслушаю и помогу, чем смогу…

– Да вы и так сегодня для меня целый мир открыли, что вы! И эта дарственная на квартиру… Я даже и не осознала все до конца! Даже и не поблагодарила толком…

– Не надо мне благодарностей, Таточка. Просто приходи, не забывай меня. Обещаешь?

– Обещаю, бабушка. Я буду часто к вам приходить. Очень часто. И звонить буду… Да я еще надоем вам, погодите!

– Да… Надоедай мне, пожалуйста, деточка. Ты – это все, что у меня на сегодняшний день осталось. Ты есть, память о моем сыне есть… Уже и умирать не страшно! Все, иди, иди! А то я плакать начну… А я не хочу плакать… Иди, деточка, иди! Такси там ждет…

* * *

Телефонные гудки оборвались тихим женским голосом:

– Да, слушаю вас… Говорите…

Тата сглотнула волнение, проговорила довольно бодро:

– Здравствуйте! Я ведь с Анной разговариваю, правильно?