Папина дочка - Вера Колочкова

Хотя да, с платьем нехорошо вышло. Пошла и купила его сама в магазине, Татку даже с собой не взяла. Да и все равно она бы с ней не пошла… Уперлась бы и не пошла. Но ничего, все равно наденет это платье как миленькая. Хотя бы для бабушки наденет, для Елизаветы Максимовны. Такую честь бабушка оказала внучке – согласилась-таки прийти… Семь лет не виделись…

В воскресенье все собрались за большим столом. Ириша шепнула Люде на ухо, исподволь разглядывая нового парня Леночки:

– А он вроде бы ничего, мам… Серьезный такой… И Ленку вроде любит!

– Да, да… – рассеянно кивнула головой Люда.

Она и не смотрела в сторону парня. Она исподволь разглядывала Елизавету Максимовну. Постарела ее бывшая свекровь, постарела… Стать уже не та. О сыне горюет, наверное. Зато подарок Татке какой отвалила – умереть не встать! Кольцо старинное, с большим изумрудом! И зачем, спрашивается, этой соплюхе такое кольцо? Надо будет забрать его потом у нее, припрятать до лучших времен. А то потеряет еще…

Странная все-таки женщина ее свекровь, очень странная. Тогда, после Сашиных похорон, и глядеть больше на внучку не захотела, и знать ее не захотела, и ни разу о ней не вспомнила, а тут – поди ж ты! На шестнадцатилетие явилась и глаз не сводит… Наверное, потому, что Татка стала очень походить на Сашу. Ну просто вылитый отец! Тот же умный печальный взгляд, тот же поворот головы, тот же разрез глаз… Вот Елизавета Максимовна наклонилась, шепчет что-то на ухо Татке. А та слушает и головой кивает. О чем они там говорят, интересно? Эх, надо было рядом с бывшей свекровью сесть, тогда все услышала бы…

Впрочем, до конца торжества Елизавета Максимовна не досидела. Встала, попрощалась со всеми, сославшись на головную боль. И вдруг добавила довольно решительно:

– Надеюсь, вы не будете возражать, уважаемые, если я у вас украду именинницу? Хочу, чтобы она меня проводила… Я старый человек, мне помощь нужна…

Люда не успела и опомниться и свое материнское слово сказать, как Татка подскочила с места и повела свою бабку к выходу, крепко поддерживая под локоток. Наплевала на всех гостей, значит. Будто некому больше проводить эту хитрую старуху до дома! Такси бы ей вызвали, в конце концов…

Но не станешь же при всех возмущаться, правда? Тем более торжество и впрямь подошло к концу, уже и родители Володины засобирались…

Ладно, пусть идет, провожает старуху до дому. В конце концов, она ж ей родная бабка… Тут не убавишь и не прибавишь, как есть, так и есть…

В такси ехали молча. Елизавета Максимовна чуть прикрыла глаза, и Тате казалось, что она вовсе о ней забыла. Но когда выходили из такси, проговорила властно:

– Дай руку, помоги мне! И сумку мою с сиденья возьми, сама с таксистом рассчитайся. Я очки не взяла, не вижу ничего. Деньги там, в кармашке сбоку…

Оказалось, в доме еще и лифт не работает. Елизавета Максимовна произнесла насмешливо:

– Ну что ж… Придется тебе тащить бабку на пятый этаж. Давай, запрягайся, внученька. Локоток давай, мне так удобнее ухватиться… Вот так, ага…

Поднялись в квартиру, и Елизавета Максимовна села в гостиной в кресло, тяжело переводя дыхание. Махнула Тате небрежно:

– Осматривайся пока… Ты и не помнишь моей берлоги, наверное… Маленькая еще была…

Тата пожала плечами, ничего не ответила. Хотя, конечно же, помнила эту бабушкину берлогу, как она сама выразилась. Отчего не помнить-то? Она ж тут с отцом была… А то, что было хоть как-то связано с отцом, держалось в памяти прочно и свято оберегалось. Да, вот здесь он сидел, на этом диване… А она, как всегда, рядом. А бабушка накрывала на стол к чаю… И говорила о чем-то с папой, а он ей отвечал… Вот о чем говорили – она не помнила. Да и так ли это важно теперь? Главное, что ощущение свое помнила, присутствие отца рядом.

Подошла к дивану, села, чуть прикрыла глаза… Ну да, вот оно, то самое ощущение. Можно достать его из сейфа, из папки, на волю выпустить. Пусть прогуляется, воздуха глотнет. Пусть оживет, перышки почистит…

Ой, а вдруг ей уже уходить пора? Вдруг бабушка только от нее этого и хотела – чтобы до дому проводила? Может, она ждет от нее вежливости? Всего доброго, мол, я пошла? А она уселась тут, сейфы свои открыла…

Поднявшись с дивана, произнесла осторожно:

– Я пойду, наверное, Елизавета Максимовна… У меня там гости дома…

– Ты чего меня по имени-отчеству вдруг назвала, зачем? – обиженно произнесла Елизавета Максимовна. – Я ж тебе вроде как бабушка… Самая что ни есть родная бабушка… Или ты сердишься на меня, что столько лет о тебе не вспоминала?

– Нет, что вы… Вовсе я не сержусь.

– И правильно. И не надо. Тем более я о тебе и не забывала. Просто мне трудно было, пойми… Ты так на моего сына похожа… Я бы этого просто не перенесла – видеть тебя слишком часто… А сейчас годы прошли, и боль улеглась как-то, знаешь… Она хоть и не уходит совсем, но уже терпеть можно. Уже не такая острая, как ножом не режет.

– А меня режет… – тихо произнесла Тата, подходя ближе к Елизавете Максимовне и глядя ей в глаза. – Меня наоборот, знаете ли… Все больнее и больнее режет… бабушка…

– Ох, бедная моя девочка! Да, я помню, как ты была к отцу привязана… И он к тебе тоже… Наверное, это у нас наследственное – такую сильную привязку друг к другу переживать. Саша ведь тоже был ко мне очень привязан… Да, очень… Пока ты не родилась. Потом он как-то сумел от меня отвязаться… Не совсем, конечно, но в достаточной степени. Хотя, если уж на то пошло, хрен редьки не слаще, правда? Одна привязка сменила другую, только и всего…

– А вы что, обиделись на него, да?

– Не поняла… Почему я обиделась?

– Ну… Когда он отвязался…

– Да что ты, глупенькая! Наоборот! Это ж для матери большой грех, если она со своим ребенком из одного гнезда произрастает, словно куст картофельный! И тем самым у него жизнь отнимает! Нет, надо обязательно своего ребенка отпускать из гнезда, что ты… Хотя ты маленькая еще, не поймешь.

– Да я-то как раз очень хорошо это понимаю… Я бы, к примеру, хоть сейчас вырвалась из того гнезда… Сама бы вырвалась, не стала ждать, пока меня отпустят. Да и отпустят ли?

Тата с такой тоской произнесла последнюю фразу, что Елизавета Максимовна удивленно подняла брови и на минуту задумалась. Потом произнесла осторожно:

– Это ты сейчас о матери своей говоришь, да? О Людмиле? Что, нескладно у тебя с матерью получается, да?

Тата пожала плечами, но ответить бабушке ничего не смогла. Как тут ответишь? Да и физической возможности на это нет: сразу горло свело слезной судорогой… Хорошо хоть на фоне этой судороги удалось выдавить из себя:

– Я… не хочу об этом… Так я пойду, можно? У меня там гости…

– Ничего, обойдутся твои гости! – почти сердито произнесла Елизавета Максимовна, махнув рукой. – Останься! Тем более у меня к тебе дело есть! Помоги-ка мне из кресла подняться…