Черный чемоданчик Егора Лисицы - Лиза Лосева

– Лев Кириллович, кто этот раненый?

– Егор, все крайне серьезно – это атаман Рябоконь. Если он умрет, будет скандал, который грозит нам расколом. Ему давно приходят письма с угрозами, а сейчас уже не скупятся на энергичные меры – и вот перешли к делу.

– От кого письма?

Но ЛК, как часто бывало, говорил не то, что я хотел узнать, а то, что он считал нужным сказать. Я привык восстанавливать картину по обрывкам. Кое-что я знал и сам, хотя был увлечен работой и довольно долго не замечал революцию, пока она сама не заметила меня.

С момента начала боев Добровольческая армия и казаки находились в осторожном союзе. Среди обеих сил были свои дружеские и враждующие группировки, и единодушно половина Добровольческой армии и все казаки ненавидели начальника штаба вооруженных сил. Я не смог бы сказать, за что, ведь я даже никогда его не видел. Тут же подвизались союзники, почти сразу же страны Антанты прислали своих представителей в Новочеркасск, столицу области Войска Донского. Атаман Рябоконь, в которого сегодня стреляли, – председатель Кубанской Рады. Он давно выступал за отделение и независимость Кубани и явно планировал при хорошем исходе отделить ее и возглавить.

– Рябоконь в городе – для работы на конференции по созданию южнорусского союза. Он выступает за объединение всех борющихся сил, но только на словах. Объявить независимую республику – его давний план.

И на это, по словам ЛК, у него были существенные средства. Делиться же ими для победы общего дела Рябоконь не собирался. Мне даже показалось, что невысказанной целью приглашения Рябоконя для работы на конференции был разговор о казне атамана, а вовсе не политические споры.

– Еще до Февральской революции его подозревали в этом желании отделить Кубань, – продолжал ЛК, – и, когда он был в должности председателя правления Черноморско-Кубанской железной дороги, произвели у него и у всех подчиненных обыск, но прямых доказательств не нашли.

Кстати пришлись намеки Курнатовского на возможную связь вежливого добродушного толстяка, чиновника Беденко с внутренней разведкой. В город Беденко приехал, получается, одновременно с этим атаманом.

– Лев Кириллович, а этот Беденко, который тут вроде бы по линии железной дороги, а на самом деле – по другому ведомству, он как-то с этим связан?

Но ЛК, не ответив, снова заговорил о другом.

– Рябоконь – умный и решительный человек, пользуется широкой поддержкой. К чести его скажу, зимой его отряды без промедления пришли к нам на выручку, когда уж думали, что не удержим город. Но приносить жертвы в ожидании будущих перспектив атаман не готов. Опасается, что в итоге всей наградой казакам будут «барабаны, как при Екатерине», если можно так выразиться. Барабаны, да… – ЛК настучал короткий марш по подоконнику, посматривая на телефон. – Может, он и прав. Но сейчас не время для раскола. Раскол погубит все. К тому же Рябоконь собрал значительные финансовые средства. Очень значительные. Они вполне могут составить казну республики, о которой он мечтает. Но эти средства нужны сейчас, иначе не только никакой республики не будет, но и вообще ничего. Помощь союзников в вооружении, обмундировании ничтожна. Он этого не слышит. Не слышал…

ЛК поднял и послушал телефонную трубку.

– Не звонят. Узнать бы: что там? Позже мне придется уйти – важное дело. Если до тех пор не будет звонка, я попрошу вас быть тут.

Я видел, что покушение на Рябоконя выбило его из колеи. Но мне не терпелось вернуться к обсуждению следствия, которое я в глубине души уже называл «моим», – пусть оно и не такое сенсационное, как это покушение на «золотого атамана». Ведь, собственно, в этом и состояла цель моего прихода, которую я не успел объяснить, столкнувшись с ЛК у гостиницы. Нужно было рассказать все и попросить помочь мне узнать, что за телеграмму последней принял убитый.

Факты я старался излагать короче, но при этом не теряя общего рисунка. О том, что полиция не нашла следов взлома, и о моих выводах при осмотре тела. Лев Кириллович был очень взволнован и, обычно безукоризненно вежливый, отвлекался во время моего рассказа на телефон. Однако он внимательно выслушал неприятный, но единственно верный вывод, что возможный убийца – из числа тех, кто находился в штабе, как это ни невероятно. Телеграфиста он знал, или, по крайней мере, тот сумел не вызвать у него подозрений. Предстояло выяснить, кто имеет доступ к источникам морфия превосходного качества и как минимум мог знать, что Вареник приобретал для себя наркотик.

– А эти пропавшие клише для печатания денег? – ЛК становился все внимательнее по мере моего рассказа, но продолжал посматривать на телефон.

– Взяты для отвода глаз, более того, украденные клише найдены у ближайшей пристани. Вообще, если бы не спазм мышц мертвеца, то убийце и клише брать бы не пришлось. Поэтому так важна последняя телеграмма, которую принял телеграфист.

– Хорошо, про телеграмму я для вас узнаю. Дайте мне имена тех, кто вызывает подозрения…

Глухой, какой-то булькающий звонок прервал его. По репликам ЛК в телефонную трубку я понял, что сообщили: Рябоконь не ранен – убит.

Не часто я видел ЛК таким взвинченным. Мне показалось, что он рассказывает больше, чем собирался. Итак, очень значительные средства готовились вывезти из страны. Речь шла о казне армии – атаман Рябоконь должен был вложить в нее и свою долю. По крайней мере, на это всерьез рассчитывали.

– Сейчас план – объединить силы, это верно. Но главное – объединить и средства. Начистоту скажу: сейчас такие дни, что любой союз или невозможность союза станут решающими. Может так выйти, что эти деньги помогут нам отыграть победу. Если случится, что… В общем, вы сами все понимаете. Часть денег еще раньше удалось разместить в иностранных банках, есть бумаги на предъявителя. Но Рябоконь до последнего времени был против плана создания общего неприкосновенного запаса. Контрразведка получила сведения, что недоверчивый атаман еще в начале зимы, когда большевики готовились взять столицу Кубани, какие-то из ценностей приказал вывезти на подводах в горы. Сделано это было доверенными казаками. Упрямый человек.

– И что, его убедили? – спрашивая, я осторожно подбирал слова.

– Думайте, что говорите, Егор! – раздраженный ЛК даже повысил голос, затем добавил уже спокойнее: – Давайте о сути. Мы затеяли эту операцию по вывозу средств давно. Но все-таки не удалось соблюсти необходимую строжайшую секретность, особенно в то время, когда казалось, что мы проигрываем. Кроме того, здесь, несмотря на неясное положение власти, продолжают действовать германские агенты. Еще во время войны мы обратили внимание на две радиостанции в Таганроге. Личный состав там долго работал без цензурного наблюдения. Мы взяли под контроль ситуацию только после того, как сумели убедить начальника почтово-телеграфного округа помочь нам ознакомиться с переговорами и депешами. Разумеется, негласно. Но, боюсь, было слишком поздно. Во время немецкой оккупации здесь и вовсе… – ЛК на секунду запнулся. – В общем, некоторые из людей, которым мы доверяли, потеряли наше доверие. Если коротко, есть подсадная утка. Человек, который был определен работать на немцев для нас. Но в результате обманул и их и нас, исчез, а после и вовсе начал собственную игру. Теперь нет связи ни с Санкт-Петербургом, ни с Москвой, да и, в общем, никакой связи нет. Кто этот человек, мы не знаем. Но знаем, что он здесь. Объявиться должен был вместе с очередной переменой сил, под шумиху, когда все внимание было в страшной Сальской степи.