Дурная кровь - Эуджен Овидиу Чировици

Можно было ожидать, что на это расследование я потрачу немало времени и денег. Но чек, которым расплатился со мной Джош, легко мог покрыть все расходы, а времени до начала моего следующего проекта было вполне достаточно.

С другой стороны, я подписал соглашение о неразглашении информации, которое нарушил, поделившись с Мэллори настоящими именами и посвятив его в детали этого дела. Но Кеннет неплохо зарабатывал именно благодаря репутации человека, умеющего хранить чужие секреты, так что риск того, что вся эта история когда-нибудь станет достоянием прессы, был равен нулю. И потом, если разобраться, то Джош заплатил мне именно за то, чтобы я выяснил для него правду о той ночи. Я не смог сделать это самостоятельно, но с помощью Мэллори у меня еще оставались шансы справиться с задачей.

От Кеннета не было вестей около недели, а потом он позвонил в четверг вечером, как раз когда я выходил из спортзала. Я подошел к своей машине на парковке, сел за руль и ответил по сотовому.

– Привет, можешь говорить? – спросил Кеннет в своей обычной грубоватой манере. – Хорошо, тогда слушай: в архивах французской полиции нет дела об убийстве Симоны Дюшан. Ни в семьдесят шестом году, ни в каком другом еще.

Это меня очень сильно удивило.

– Это невозможно! Может, дело утеряно. В те времена…

– Да, я не раз слышал эту песню. У них тогда не было электронных архивов и все в таком роде… Но не думай, что до появления компьютеров детективы делали записи в дешевых блокнотах на спирали, а потом выбрасывали их в корзину для бумаг. Мой человек во Франции проверил все имеющиеся у них файлы, и поверь мне, они содержатся в полном порядке. Нет никакого висяка по убийству Симоны Дюшан двадцати с чем-то лет. Ребята проверили все дела с семидесятого по семьдесят девятый. Может, твой друг неверно назвал имя или с датами какая-то ошибка. В любом случае в Париже очень мало висяков по убийству женщин этого возраста. Я вышлю тебе список.

– А если попробовать прошерстить без вести пропавших? Мой клиент сказал, что тело исчезло. Возможно, его так и не нашли, так что ее могли разыскивать не как жертву убийства, а как пропавшую.

– Хорошо, я этим займусь, а ты пока проверь – мог ли твой клиент назвать не то имя. Прошло сорок лет, он вполне мог ошибиться. Ты еще слишком молод и не понимаешь, что стареющий человек смотрит на прошлое через собственную призму. В любом случае в большинстве стран в зависимости от местного законодательства пропавший человек через несколько лет после исчезновения считается умершим. Но я все-таки проверю.

– Спасибо, Кен. Не думаю, что я когда-нибудь еще смогу поговорить с тем парнем.

Кеннет откашлялся:

– Можно задать тебе вопрос?

– Валяй.

– Ты уверен, что стоит влезать в эту историю? Я хочу сказать, твой клиент – большая шишка. Я по опыту знаю, у таких затянувшихся дел, если в них замешаны богатеи, всегда до черта подводных течений.

– Понимаю, о чем ты, но я уже все решил.

– Ты действительно ему веришь? Вы провели вместе всего несколько дней, так что, при всем уважении к твоей профессии, ты не можешь утверждать, что хорошо его знаешь. Может, он просто придумал всю эту историю по какой-то одному ему известной причине.

– Кен…

– Ладно. Деньги твои. Позвоню, когда что-нибудь узнаю.

Через четыре дня после Дня благодарения я получил письмо от адвоката Джоша, а с ним черно-белую фотографию и маленький золотой медальон с изображением статуи Свободы.

Медальон был простой – овальной формы с выпуклым изображением статуи Свободы. Внутри ничего не оказалось.

На фотографии за столиком между деревьями сидела женщина в обществе двух мужчин. На ней было белое платье и широкополая шляпа от солнца, которая отбрасывала тень на ее лицо.

Силуэты всех троих были в размытых пятнах солнечного света, как на картинах импрессионистов. Стол был заставлен кофейными чашками, пепельницами и маленькими бутылками.

Один из мужчин сидел напротив женщины, облокотившись на заставленный кофейными чашками, пепельницами и маленькими бутылками стол, откинувшись на спинку стула и заложив ногу на ногу. Левая расклешенная брючина задралась, так что была видна щиколотка. Правую руку он опустил на колено, а левой упирался в бедро, на гусарский манер. Вид у него был надменный, картину дополняли тонкие усики-карандаш.

Второй мужчина, видимо Абрахам Хэйл, сидел между ними. Он наклонился к женщине, но смотрел на мужчину с усиками так, будто тот его чем-то удивил и теперь он собирался ему ответить.

Снимок был засвечен, из-за этого фигуры всех троих словно тонули в тумане, не давая рассмотреть героев в подробностях.

Я посмотрел на обратную сторону фотографии. В правом нижнем углу старомодным каллиграфическим почерком было написано: «Эйб, Джош и Симона. 29 сентября 1976».

Я положил фотографию на стол и долго на нее смотрел.

Значит, прощания не было. Я мысленно представил Джоша, его глаза, высохшие руки, лицо в глубоких, как траншеи на поле битвы, морщинах. Вот только я не знал – проиграл он эту битву или выиграл.

Впервые я оказался тесно связан с человеком, который был так близок к смерти. Никогда мне не забыть те дни, что мы провели вместе, я всегда буду помнить каждую деталь, выражение его лица, его слова и жесты, каждый стон ветра под окнами.

Мэллори позвонил спустя два месяца, после зимних каникул. Он сказал, что раскопал кое-что интересное, и на следующий вечер мы встретились в Грэмерси, в Юнион-сквер. После того как мы сделали заказ, Кен передал мне через стол записную книжку в старом и потертом черном переплете.

– Думаю, это будет тебе интересно. Я не уверен, но… В общем, история запутанная, но здесь упоминаются имена тех ребят. Официально дневник принадлежит Джеку Бертранду, который умер в психиатрической клинике пятнадцать лет назад. Его арестовали в конце девяностых, обвинили в убийстве второй степени, но признали невменяемым и поместили в клинику Кёрби. Не спрашивай, как я достал дневник, ответ тебе не понравится. Не спеши, почитай, а потом мы поговорим.

Я убрал дневник в портфель и сменил тему разговора. Но признаюсь, мне не терпелось на него взглянуть.