Мэтт Грэнвилл, Везучий Неудачник - Лилия Ильюшина

Сотпакан явно не могла решиться. Ноздри ее подрагивали.

– Да, конечно, вне всяких сомнений, будьте уверены, – безо всяких эмоций произнесла она, поднимаясь.

Куратор, с восхищением глядя на стены и дерево-в-дереве, направилась к выходу. Дверь призывно качнулась туда-сюда. Сотпакан на секунду зажмурилась и произнесла:

– Мэтью, я понимаю, это не совсем вежливо… Ведь вы устроили такой грандиозный ужин, магистр Натакар обзавидуется… Но не могли бы вы угостить меня своим ароматным борщом? Хотя бы черпачок… – добавила она.

Я развернулся вокруг своей оси, прошел в кухню, нашел какую-то банку, от души зачерпнул Борща и вручил страшно довольному магистру. После этого они все же ушли. А мне стало казаться, что идея обнять Ворону не так уж и плоха. Я прислушался: где-то далеко наверху шумели ветви моего дома. Ежи выстроились полукругом и принялись подталкивать меня к дуплу с кроватью. Сопротивляться не было сил ни у старого, ни у нового Мэтью. Половина нашего сердца была в черной печали, половину переполняла радость. Сердце не выдержало напряжения и разбилось. Теперь я был совершенно свободен. Даже от магии и любви. Свободный человек свободно отступал от ежей и рухнул на кровать. Даже у свободы есть необходимость иногда отдыхать!

Постель была жесткая и неудобная, уснуть не получалось. Ворона-обнимашка отложила в сторону свое вязание и сняла очки. С кряхтением она раскинула линялые крылья и прикрыла меня, как одеялом. Мне стало спокойно и уютно, как когда-то в детстве. К сожалению, кроме обнимашек в ее вечернюю программу входила колыбельная. Пока Ворона горланила «Спи-и-и, моя-я-я ра-а-адость, уснии-и-и», я свернулся клубочком и думал, что больше всего меня пугают даже не разбитые надежды, а белая кастрюля с Борщом.

Мэтью Грэнвилл умер. Поскольку у него не осталось живых родственников, а с покойными не удалось связаться, похороны будут скромными. Все имущество усопшего передается кустам-старьевщикам и Библиотеке Карпетауна. Нет, не разбитое сердце стало причиной ужасного события и не трагическая потеря магии. Суровый, непреклонный рок лишил нас веселого и обаятельного героя.

Ворона закончила писать и помахала затекшей лапой. Еще бы, пришлось по десять раз переписывать каждую фразу. Вообще-то она была не согласна с последними словами. Но после всего случившегося возражать не могла. Тут ее едва не сшибла проскакавшая мимо белка. Птица недовольно подпрыгнула, чтобы пропустить еще и летучий пузырь, который гнался за грызуном. То, что решение отдать пузыри белкам было последним перед тем, как все это произошло, в глазах Вороны совершенно точно не искупало его опрометчивость.

Два огромных истерзанных чемодана континентами распластались среди разноцветного моря тягучей густой жидкости. Оно аквамариновым заливом вдавалось в свалку из разбросанной одежды. Мятно-зелеными фьордами разбивалось о шхеры из стопок журналов и книг. Отделенное от основного водоема цепочкой ботинок, оно нежно-голубыми лагунами лизало у стен опавшие листья. Брызги прибоя достигали второго этажа и стекали по стволу дерева-в-дереве. Это не говоря уж о лужах и озерцах всех цветов, от малинового до лимонного, по всему холлу.

В самой середине этого моря шло ко дну главное сокровище Вороны, дело всей ее жизни: теплый зимний шарф в оранжево-синюю полоску. То, что глубины уже поглотили пару рубашек Везучего Неудачника, ее не смущало. Она довольно злорадно рассматривала сквозь толщу бирюзовой жидкости силуэт: вытянутые руки и ноги, которые колыхались в такт подводному течению.

Ворона совершила над гибнущим вязаным шедевром круг скорби и отчаянья и снова вернулась на ветку. Она прикрыла крыльями глаза, а потому не видела, что на мелководье, где море дотянулось до ванной, из грязи зарождалась жизнь. По крайней мере, там что-то бултыхалось, барахталось и попискивало. Но Вороне было не до научных наблюдений. Она раскрыла клюв и попыталась каркнуть, но раздался жалкий хрип: жуткая смесь ароматов хвои, лаванды, мяты, розмарина и много чего еще лишила ее голоса. Этого Ворона не могла ни простить, ни забыть.

Птица нацепила очки и вытянула из дупла записку, над которой ей пришлось попотеть последний час. Из того же дупла она достала большой красный карандаш и послюнила его. Дерево вместе с домом накренилось сначала влево, потом вправо, не в первый раз за это время, отчего по морю пошли волны, окончательно утащившие шарфик на дно. Ворона проводила его взглядом, мстительно занесла над запиской карандаш и принялась черкать с таким трудом составленный текст.

Единственное произведение, которое не стоит доверять литературным неграм, – это собственный некролог.

Именно поэтому сейчас я орал, размахивал руками и болтался на ветке, пытаясь дотянуться до гадкой птицы. И писать под диктовку еле уговорил, а теперь все портит! В конце концов, все случилось именно по ее наводке! В одиночку я бы такого не натворил! А теперь, когда не осталось шансов на достойную жизнь, она лишает меня даже достойного поминовения!

От злости я раскачивался, как маятник. Но все, чего удалось достичь, – цапнуть зубами какой-то лишайник. С другой стороны, хоть что-то съедобное, а то за целый день во рту ни крошки не было. Орать с набитым ртом – сложная задача, но я справился блестяще: от моего рева редакторша подскочила и выронила карандаш. Ворона быстро сообразила, что к чему, и клювом сгребла остатки лишайника. Как водится, никто не собирался использовать это научное открытие в мирных целях.

– Все из-за тебя! Чьи слова: «Мэтью, вернуть магию проще простого, возьми призывно-приворотное зелье, им пользуются даже обыкновенцы»?

– А кто с утра устроил тут бардак? Кто вопил: «Никакая магия не устоит перед союзом смекалки и вандализма» – и сдуру раскромсал чемодан так, что пролил кучу других зелий?!

– Это ты сказала, что во флаконах с шампунем полно магической субстанции! «Мэтт, это точно волшебство, иначе почему на цвет и запах они разные, хотя их наливают из одной бочки?» – передразнил я.

– Такие эксперименты проводят в стерильных условиях, а ты с утра поленился умыться и прибраться! Кто знает, за что ты вообще хватался и чего там теперь намешано? – Ворона кивнула на море внизу.

– Если бы ты не каркнула мне под руку, я бы не вылил столько зелья! И оно не взорвалось бы! И мне не пришлось бы глушить его твоим ненаглядным шарфиком!

– Я каркнула из-за того, что в меня швырнули белкой! Это твои пузыри постарались! Из-за них я уронила туда сюртук и брюки!

Тут белки подняли страшный писк, пузыри застучали о стены, где-то наверху без конца молотили «тук-тук, тук-тук-тук».

– Живо все успокоились! – рявкнул я. – Тихо!

Но на меня не обратили ни малейшего внимания. Трудно производить впечатление серьезного хозяина, когда висишь вверх ногами на высоте десятка метров, намертво примагиченный к ветке смесью приворотно-призывного зелья с неустановленным количеством прочих ингредиентов.

– А чего ты хотел? Если ты за свои слова не отвечаешь, чего тебя остальные слушаться должны? – фыркнула Ворона.