Былины Печоры и Зимнего берега - Автор Неизвестен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
109. Про царицу Соломаниху. Запись 10 сентября 1939 г.
Варианты Зимнего берега: Марк., 23, 83; Тих.-Милл., II, 67; Крюк., II, 81.
Из трех записанных на Зимнем берегу в конце XIX в. вариантов нет ни одного, который можно было бы считать ближайшим источником данного текста, но построение сюжета в основном то же, и имеется перекличка с каждым из названных вариантов в различных эпизодах, в то же время есть и некоторые характерные отличия. С записями Маркова сближает данный вариант отсутствие эпизода опаивания Соломанихи «забудущим напитком»; в записи 1870-х годов Вл. Розанова (Тих.-Милл., 67) этот традиционный эпизод, в особенности характерный для прионежских вариантов, имеется. Одинаковы и имена героев (в записи Розанова — другие). Но отдельные детали других эпизодов как раз роднят текст Пахоловой с вариантом 1870-х годов (ср. слова Соломанихи и Ивана Микульевича об уме Соломана со стихами 250—254 записи Розанова, обращение в обоих вариантах Соломана перед казнью к собравшимся, чтобы они шли по домам, так как его смерть будет страшной, прозаическое добавление — с концовкой записи Розанова). Имеются и словесные совпадения (см., например, своеобразное выражение Соломанихи: «Отойдет он (Соломан, — Ред.) хитростью и мудростью»). Однако, эти черты имеются и в тексте старшей сестры (Крюк., II, 81) и скорее всего были переняты от нее, так же как и более подробное, чем в других ранних вариантах, развертывание отдельных эпизодов (см. столкновение Васьки Торокашки с караульщиками у царских палат, сцену в палатах и др.).
По сообщению исполнительницы, она переняла былину от деда Василия Леонтьевича Крюкова.
110. Козарушка Петровиць. Запись в августе 1939 г.
Варианты Зимнего Берега: Марк., 16, 17, 102, 110; Крюк., I, 61.
Характерная для беломорской группы вариантов (Зимний и Терский берега) обработка сюжета — с выделением на первый план темы семейных отношений, заслоняющей в этих вариантах тему освобождения сестры из татарского плена (такой характер носят и некоторые печорские, мезенские и нижнепинежские варианты). Эпизод освобождения становится здесь лишь одним из звеньев в развитии темы отношений к Казарину его родителей: в большинстве вариантов (Марк., 16, 17, 102 и др.) спасение Казарином, их любимой дочери разрешает конфликт, заставляет родителей принять Казарина как сына в свой дом; в данном варианте «счастливое» разрешение конфликта имеет несколько половинчатый характер: князь Петр Коромыслов лишь разрешает дочери поделиться с братом своим наследством. Соответственно общей направленности былин указанной группы в них отпал мотив неузнавания братом сестры и связанного с ним предложения любовной связи или брака; это видим и в тексте Пахоловой. В передаче эпизода освобождения этот текст близко к одному из вариантов, записанных от А. М. Крюковой (Марк., 17), но в других частях былины имеются значительные расхождения: у Аграфены Крюковой герой не Козарин, а Михайло, у него 9 братьев, которые его ненавидят и хотят погубить, сестра сама потихоньку от родителей растит брата. Весь текст Крюковой значительно более краток (180 стихов).
Сама Пахолова вела свой текст от деда, Василия Леонтьевича, вспоминая при исполнении, что он пел эту былину во время поездок на карбасе на пожню. На него же ссылается и Марфа Крюкова (Крюк., I, стр. 717), с былиной которой (там же, 61) вариант Пахоловой имеет тоже ряд сближений.
На тексте Пахоловой сказалось также, по-видимому, и воздействие исполнительского метода старшей сестры — в чрезмерной детализации отдельных эпизодов, в излишних словесных повторениях и во фразеологии («Обучайсе ты поездкам всё да рыцарьским» и т. п.).
111. Про Домнушку Фалилеевну. Запись 28 августа 1938 г.
Варианты Зимнего берега: Марк., 33; Крюк., II, 71; Рук. отд. ИРЛИ, Р. V, колл. № 90, папка 5, № 9.
Текст Пахоловой, как и вариант матери (Марк., 33) и старшей сестры (Крюк., II, 71), передает сюжет в более поздней версии, с самоубийством Домны, заменившим ее убийство (или избиение) Дмитрием, которое имеется в исконной версии (о версиях см.: Д. М. Балашов. Князь Дмитрий и его невеста Домна. К вопросу о происхождении и жанровом своеобразии баллады. Сб. «Русский фольклор», т. IV).
От материнского варианта текст Пахоловой отличается довольно значительно. По-разному построена вступительная часть. У Пахоловой это развернутый рассказ о сватовстве через послов, у А. М. Крюковой — традиционный эпизод высмеивания Домной Дмитрия из окошка, когда он идет в церковь (у Пахоловой насмешки Домны над наружностью Дмитрия перенесены в ответ сватам). Иной и конец — А. М. Крюкова к смерти Домны присоединяет еще самоубийство самого Дмитрия. Некоторые эпизоды у Пахоловой более развернуты (см. изображение того, как Домна снаряжается, как ее встречают у Дмитрия). Некоторое влияние на вариант Пахоловой оказала, очевидно, обработка сюжета Марфой Крюковой (ср. тот же эпизод одевания и прихорашивания Домны перед тем, как идти к сестре Дмитрия, имя матери Домны) но все же Пахолова в целом остается в пределах традиции, в то время как Марфа Семеновна вносит много новых и чуждых традиции данного сюжета подробностей, невероятно усложняя и удлиняя повествование (412 стихов).
В 1945 г. Э. Г. Бородиной-Морозовой вторично записан от П. С. Пахоловой текст той же баллады. Развитие сюжета в основном то же, выпущен лишь эпизод обращения сватов первоначально к матери Домны, а в конце прибавлено, что князь Митрей «сам да смерть принял». Словесно текст несколько отличается от публикуемого и короче его на 35 стихов.
112. Князь Михайло. Запись 13 августа 1939 г.
Варианты Зимнего берега: Марк., 31; Крюк, II., 83, 84; Советский фольклор, № 2—3. М. — Л., 1936, стр. 142—151.
Текст восходит к варианту матери исполнительницы, но более развернут деталями и повторениями. (Текст матери короче на 114 стихов). Так, об убийстве княгини свекровью князь Михайло узнает два раза — от отцов-попов духовных и от нянюшек-мамушек (в варианте матери — один раз, от рыболовов). У А. М. Крюковой нет и отсылки князя Михайла матерью «ко суседу на беседу» ( у ней всего две, а не три отсылки — в горницы и в церковь).
В варианте Пахоловой имеются нетрадиционные детали: отъезд князя Михайла не на «грозну службу», а на собрание всех царей и королей, посвященное «годовым учетам» (явно заимствовано у Марфы Крюковой,