Шаутбенахт - Леонид Гиршович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот клубочек и размотался. Не такая уж она институтка, во всяком случае, не такая, как другие институтки. Вот-вот мне солью обдаст губы, вот-вот выступит сизая пена ее, Елены, чувственности.
Откровенность за откровенность. Ошибочные воззрения
— Ты знаешь, милый, я считала, что гуманисты, которые восславляли тело и полноту жизни, на верном пути. В особенности когда тело — женское. Как ты думаешь, уместно говорить о культуризме Возрождения? Или лучше сказать — «возрождение культуризма»? А почему женское, знаешь? Формы полней развиты. У мужчин лишь черновой набросок, сухой план. Одного я не могла взять в толк и за это мужчин игнорировала. Почему вы — о, не ты, не ты, мой ангел, — они, мужчины, такую слабость проявляют к нашей ноге, самому неженственному в нас? Касательно плеч, шеи — это у вас пустая вежливость, поцелуй в ручку. Женский живот без стразовой пуговки в пупке шансов не имеет. Зато вы, как ненормальные, стреляете глазами по этим нашим знаменитым ножкам, когда у вас свои — точная копия наших. Да, вас влекут общие места: занозистая голень, круглая коленочка, даром что с тылу в связках, венах и складках — чем брезгуешь. Кучка на дворе в размышлении пола тоже общее место. И точеная женская фигурка, воплощение хрупкости, способна извергать из себя геркулесову ношу, тогда как, посмотришь: сам — стальные желваки, железные мышцы, а разводит червячков для рыболовства. Будь такое возможно на публике — со стыда бы сгорел перед своими болельщицами, ждавшими появления Могучей Кучки.
Она умолкает в смущении — знаем цену этому смущению, им достигается видимость инициативы, идущей от противной стороны. Час был поздний, зевком прикрыв краску досады, я попросил: «Дальше».
— И потому наше превосходство я видела в нашем несходстве: вожделенная цель всех мужчин у нас благородно вправлена внутрь, а не глумится над красотою тела. Мужику голому — неудобно, а нам — сам знаешь. Только щадя ваше самолюбие, мы носим одежду. Жена слепого тоже в театр не ходит. Зато вы одеваете нас в самое красивое, и мы ради вас это сделали своим хобби.
На милость сильного, или К жене под юбку
Сразу затем немощный хозяин склонился перед своей могучей хозяйкой, а та не без умиления приняла его, слабого, под свое крыло — так моя жена из женщины с грудью сделалась женщиной с сердцем. Похвальным образом преодолела свое поверхностное мироощущение (что следует понимать буквально, как ощущение мира поверхностью), похвальным образом, говорю, пускай даже далось ей это без видимых усилий. Я-то и раньше понимал: все ее «ты мой бог», «Я Твоя Женщина» были авода зара, служение чужим богам, которым и кадят-то по-ихнему: «миленькой» да «слатенькой» (под уф-уф паровозное), если вообще не под град отборных утюгов.
Но все переменилось. Молча мы вышли с ней на столбовую дорогу духа — она впереди, а заинтересованный раб исподтишка подталкивал.
По дороге столбовой
Она вписала новую страницу в книгу своей жизни, а старую вырвала. И новую частенько читала мне перед сном — реферат этой самой книги: «Соотнесение принципов высшей духовности с половыми проблемами». Только не нужно думать, будто высшим принципом, хотя и не высказанным, был «принцип зеленого винограда». Не моя вина, если тут можно наскрести еще немножко и мне в утешение. Слушайте, внемлите, жена говорит:
— Ангелоченька мой, мое золотое и серебряное колечко, только благодаря тебе (благодаря мне!), о восторженный мой мальчик, я поняла, какой дурой была до сих пор. В чем я усматривала достоинство, там — изъян. То, что мужское хозяйство выставлено на двор (ничего, да?) и живет честней всех, никогда не скрывая своих чувств, это только свидетельствует в пользу хозяина. Сразу получается, что его естество нравственней хозяйкиного. Любая психиня почитает свой мясной хвост, отходящий от головы, средоточием земной красоты, упоенно разглядывает его (себя) перед зеркалом и попадает впросак…
— Маркиз де Просак? — Тут вступаю в бой я, подобные бои с человечеством ведутся нами как по писаному. — Маркиз де Просак, Анри де… Ха-ха! Предлагаю так называть любого, кто, ублажая душенек, уже пускает пузырьки. Буль-буль, мой рыцарь… Восхищаться красотою высокоразвитого хвоста — это как говорить: людоедство, оно хоть и смертный грех, но надо признать, готовят они, черти полосатые, отменно.
— О, мое двойное колечко, только рудиментарный хвостик — да, мой дивный праздник? — с парой декоративных сосков без блюдец, со впалыми щечками бедер, он наш идеал, да, рыбонька моя восторженная? За заслуги перед нравственностью выдворенный наружу, ваш спорангий производится в самостоятельного человечка. Словно сиамский близнец, не удавшийся ростом…
………………………………
(Это маленький братик вдруг проснулся, и пришлось его скоренько уложить: «Маленький, холосенький, пись-пись-пись…»)
По дороге столбовой (продолжение). Первый сон Веры Павловны
— Видишь? Никаких тебе хлопот. Женщине еще только предстоит пройти через это, фурункул еще покуда сидит глубоко в ней, но, погоди, и у ней он выйдет наружу и начнет подсыхать. Превратится в корочку…
— Постой, милый, так я еще стану как мальчик?
— Ну, не знаю, успеешь ли ты стать как наш брат, но это необратимый процесс, а ты на верном пути.
— Я во всем следую твоему примеру. Недавно мне приснилось: гусеница — бабочкой стать не желает, а летать порывается. И что ты думаешь? Накачалась гелием. Маркиз де Просак, воздыхатель по гусеничной мякоти, жертвует ей свои последние буль-буль. Не беда, что собственные мушиные крылышки отпадут.
— Пудрим грязь.
— Одеколоним пот. — Ее торжествующий взгляд настиг мой, тускло-тухлый: заработала очки на подмене сухой материи влажной. — Нет! — воскликнула она решительно, словно опровергая кого-то, потому что небольшая заминка все же вышла. — Нет! Честное слово, я не устану благословлять судьбу за то, что она помогла мне выйти за тебя. (Лесть на длинных ногах.) Сегодня ночью непременно увижу сон. Я иду по улице с огромным флагом в руках, народ смотрит и тихонько меж собой переговаривается: «Из тех самых жен», а на флаге моем надпись: «Муж научит».
По дороге столбовой (окончание)
Не в моих правилах получать сверх положенного и не отрабатывать.
— И знаешь, — поспешил я (но не насмешил, все было очень серьезно), — если хочешь, я тебе открою одну тайну. Самая грандиозная попытка облагородить низ, ниже которого не бывает, — каплю, чистейшую, рожденную на самом пике сознания, на высоте такой… — Я открыл широко глаза и рот и пояснил: — Вот, не хватает ни слов, ни воздуха: Арарат… заставить катиться прямо в пах. Потому что освятить пах может только она, и уж эту святыню язычники не пощадят. Да, ты угадала. Это — любовь. Святое чувство всецело закрепляется за скользким началом жизни. Хотя и ребенку ясно: любовь и либидо…
— Гений и злодейство?
— Да, две вещи несовместные. Пара полярных категорий, соединить которые может только…
— Смерть!
— М-м, нет, злая всегда правдива. Так лгать способен только живой. Ромео и тот не натянет поводья на финише, если в лицо ему вдруг задышит обалделая кормилица, до поры до времени прикидывавшаяся Юлией.