Краткая история Японии - Джон Г. Кайгер

Жизнь в дальних регионах для людей сословия, к которому она принадлежала по праву рождения, была чрезвычайно скучной, а дорога туда и оттуда связана с большими трудностями. Путь из Кадзусы в Киото проходил по суше. В XI веке для дочери губернатора, которой приходилось сообразно своему званию путешествовать в паланкине, это означало два или три месяца тряски по дорогам и частые ночевки под открытым небом. И лишь однажды, когда губернатор с семьей остановился в бедной хижине, их развлекли три местных певца — голоса этих людей были упоительны и вызвали у девочки-подростка восторг. Так или иначе, ей хотелось как можно скорее добраться до Киото. В Сарасина никки автор рассказывает, что, подрастая в Кадзусе, она любила слушать все, что было написано при дворе, и очень хотела прочитать эти книги сама. Дочь Сугавары Такасуэ не скрывает: голова была полна романтических мечтаний о том, что ждет ее в блистательной столице.

Эти надежды до конца так и не сбылись. Такасуэ не сразу удалось получить новую должность, и семье пришлось вести очень скромную жизнь. Девушка занимала себя чтением всего, что попадало к ней в руки. Имелась у нее и другая радость — она начала посещать храмы. Отца, к которому она была чрезвычайно привязана, в конце концов отправили в Хитати помощником губернатора, но в семье приняли решение, что ей лучше остаться в столице с матерью, которую автор в своем дневнике называет старомодной. С 1036 года отец уже не служил, и после этого ее родители вели жизнь затворников. Сама она получила назначение в свиту принцессы Юси, дочери императора Го-Судзаку, но это скорее пугало, чем радовало, — девушка была слишком робкой и чувствовала себя неловко. Одна-две случайные встречи с красивым и одаренным молодым человеком дали ей было надежду, но… «У него был очень хороший характер, он был непохож на остальных мужчин, но время шло, а между нами так и не случилось ничего больше».

Впрочем, за время, проведенное при дворе (1040–1045 годы), она все-таки вышла замуж. Ее супругом стал Татибана Тосимити. По-видимому, человеком он был добрым, и брак этот стал счастливым. В Сарасина никки описаны заботы о супруге и родившихся детях, а также неторопливые паломничества в храмы в районе Киото — Нара. Муж, как и отец, занимал должности в провинциях. В 1057 году его назначили губернатором Синано, но вскоре они вернулись в Киото, и Татибана умер. Его вдова была, очевидно, глубоко потрясена этим несчастьем. Она стала почти отшельницей, время от времени переписывалась со старыми друзьями и много размышляла о религии, а также о превратностях судьбы. В это время она и написала Сарасина никки. Такого эмоционального накала, как в Кагэро никки, в этой книге нет, в ней преобладает смирение, а не гнев. Она интересна и в качестве личного дневника, и как источник сведений о положении не самой высокородной придворной знати, на которую в то время ложилась бо́льшая часть обязанностей провинциальной администрации.

Заметной представительницей этого сословия была Мурасаки Сикибу (предположительно 970–1040). Ее дневник, Мурасаки Сикибу никки, драгоценный источник сведений о начале жизни великой поэтессы и писательницы, охватывает всего два года, 1008–1010-й. В этот период Мурасаки состояла в свите императрицы Сёси (Акико), которая, по-видимому, была любимой дочерью Фудзивары Митинаги. Мурасаки рисует яркую картину жизни в императорском доме, кульминацией которой стало рождение у императрицы сына (это произошло в 1008 году в собственном особняке Митинаги, а роды были очень трудными). Судя по ее дневнику, Митинага был частым гостем в женских покоях. Младенец-принц для него — важная фигура в политическом отношении, но все-таки чувствуется, как регент эмоционально вовлечен в его рождение, будучи дедом. Далее Мурасаки приводит много подробностей, в частности пишет, что однажды, когда ребенок совершил «неразумный поступок», обмочив одежды великого человека, тот лишь добродушно рассмеялся, невзирая на всеобщее смущение. В дневнике есть и другие эпизоды, дающие нам представление о том, каким Митинага был отцом и дедом.

Два шедевра эпохи Хэйан — Макура-но соси и Гэндзи моногатари

Макура-но соси, или «Записки у изголовья» Сэй-Сёнагон (около 965 — около 1017), похожи на никки в том смысле, что это тоже частные мемуары, однако отличаются от этого и других традиционных дневников структурой и общим настроением. Объясняется это тем, что Сэй-Сёнагон, придворная дама при дворе юной императрицы Тэйси (Садако), супруги императора Итидзё, не собиралась писать автобиографию. Она намеревалась записывать то, что видела, слышала и делала на протяжении десяти лет службы при дворе в конце X века, вместе с собственными размышлениями об этих событиях. Кроме того, она составляла списки предметов и действий, которые считала особенно важными, восхитительными, прискорбными, постыдными и т. д. В ее исполнении этот способ изложения взглядов на жизнь выглядит весьма эффектно. Произведение состоит из множества бытовых сцен, анекдотов, новелл и стихов, картин природы, описаний придворных торжеств, поэтических раздумий, изящных зарисовок обычаев и нравов без попытки как-либо сгруппировать их или организовать строго хронологически. Это богатейший источник информации, содержащий массу красочных и детальных сведений. «Записки у изголовья» (название, скорее всего, свидетельствует о том, что писательница хранила письменные принадлежности в изголовье своего ложа, чтобы иметь возможность делать заметки в любое время дня и ночи) стали первым в японской литературе образцом короткой прозы — дзуйхицу («вслед за кистью», «следуя кисти»).

Со времен Хэйан в этом жанре, который еще переводится как «всякая всячина», было написано немало знаменитых произведений. Примечательно, что к нему нередко обращаются и в сегодняшней Японии.

О самой Сэй-Сёнагон известно немногое: сохранилось несколько неприязненных комментариев о ней в дневнике Мурасаки Сикибу и кое-что можно почерпнуть в самих «Записках у изголовья» — они представляют собой богатый и занимательный источник сведений о даме, которая их написала. Очевидно, она была весьма образованной — даже Мурасаки признавала, что Сэй-Сёнагон умеет писать на китайском и японском языках. Кроме того, известно, что во время обучения она познакомилась с буддийскими текстами и могла их очень кстати цитировать, но в целом ее отношение к буддизму было скорее непочтительным. Враги Сэй-Сёнагон называли ее тщеславной и эксцентричной. Она на эти обвинения никогда не отвечала, но то, что в хэйанском обществе осуждалось как тщеславие, в другом месте и в другое время, возможно, могло бы считаться жизнерадостностью… Еще есть упоминания о том, что Сэй-Сёнагон терпеть не могла глупцов и не любила простолюдинов.

Не будет преувеличением сказать, что на страницах Макура-но соси сверкает яркая индивидуальность автора. Сэй-Сёнагон, в отличие от своих меланхоличных и робких товарок, в полной мере наслаждалась жизнью при дворе и не чувствовала себя, будучи женщиной, причем не из самой знатной семьи, человеком второго сорта. Это, а еще остроумие радикально отличают «Записки у изголовья» от никки, написанных другими женщинами, жившими в эпоху Хэйан.

Оценить юмор автора без знания культурного фона этого периода — задача непростая. И тем не менее в нем есть ключевой элемент — умение соединять обыденное с неожиданным, создающее ощущение парадокса, например, когда Сэй-Сёнагон заканчивает раздел о птицах следующими строками о хототогису, или кукушке: