Сердце потерянное в горах - Анна Сарк

напиваюсь в хлам в каком-нибудь баре и провожу ночь с привлекательной девчонкой. На короткий промежуток времени, реальность перестает существовать. И мне совершенно все равно, кто помогает мне в этом.

Секс. Алкоголь. Наркотики.

Я подсел на таблетки в тринадцать лет. «Пыль» можно было достать, где угодно и в любом количестве. Особенно, если у тебя на пальце кольцо аристократа. Это помогало мне в учебе. В спорте. Помогало быть первым. Лучшим. Пока мне не пришлось за это дорого заплатить.

Я прислоняюсь рукой к влажному мрамору и наклоняю голову, позволяя каплям воды стекать по волосам. Сейчас я вновь хочу испытать это чувство. Больше всего на свете, я хочу позвонить курьеру, чтобы он привез мне волшебные пилюли.

Я выхожу из ванной, обмотав бедра полотенцем и направляюсь на кухню. Босые ноги оставляют влажные следы на дорогом и редком дубовом паркете. По квартире разносится запах свежесваренного кофе.

— Когда я прописал тебя в своей квартире и забыл об этом? — недовольно спрашиваю я и подхожу к 3-D принтеру.

На зеркальной панели выбираю вафли с ванильным вкусом.

— Я привез тебе смокинг, — отвечает Клаус.

Я безучастно кидаю взгляд на темно-синий однобортный пиджак с шелковыми лацканами, который он держит в руке вместе с брюками и рубашкой.

— Давно ты стал подрабатывать еще и посыльным? — беру в руки чашку с кофе, — Но спасибо, — нехотя добавляю я и делаю глоток. Горячий обжигающий вкус бодрит лучше, чем утренний душ.

— В твоих загрузках нет нормальной еды? — Клаус аккуратно кладет смокинг на диван и разглаживает складки, — Вся эта сладкая хрень не имеет ничего общего со здоровой пищей, — он неодобрительно качает головой.

— Зато улучшает настроение, — ухмыляюсь я, — Глядишь, и ты станешь добрее, если попробуешь.

Принтер начинает пищать, я вынимаю дымящиеся вафли и кладу их на стол, поливая кокосовым сиропом. Клаус морщится и берет в руки свой кофе без кофеина, сахара и молока.

— Тебя убьет только старость, — мне доставляет какое-то извращенное удовольствие его дразнить, — Врачи заменят твою убитую поджелудочную.

Я давлюсь приторно-сладкими вафлями, но продолжаю откусывать большие куски, пока меня опять не начинает мутить, я боюсь, что меня вырвет прямо на пол кухни.

— В пять вечера ты должен быть в Северной башне, — проигнорировав мой выпад, читает в своем органайзере Клаус, — И еще… — он поднимает на меня серые проницательные глаза, — Отец просил передать тебе, что хочет с тобой кое-что обсудить, — я настораживаюсь, встреча с ним не сулит ничего хорошего.

Я вытираю рот салфеткой и бросаю ее на стол.

— Ясно, — допиваю остатки кофе, теперь он кажется мне горьким и безвкусным, — Есть что-то еще, что я должен знать? — нахмурившись, я сминаю смокинг и направляюсь в спальню. Там я швыряю его на кровать, подальше от своих глаз.

— Нет, до этого времени, можешь быть свободен, — кричит мне Клаус, я натягиваю трусы и тянусь за брюками, — Но я должен проследить, чтобы ты не нарушил дресс-код, — моя рука замирает на полпути.

— Ты издеваешься?! — облачаюсь в брюки, — Я непременно надену этот чертов смокинг! — яростно застегиваю мелкие пуговицы на рубашке, — Для этого не обязательно торчать здесь.

— Тоже самое ты говорил мне про ботинки, — припоминает мне Клаус, — Но они каким-то волшебным образом стали черными.

Я громко чертыхаюсь, когда одна пуговица отрывается и мне приходится сменить рубашку на новую.

— Я прекрасно понимаю, чего ты добиваешься, — приглаживаю влажные волосы пальцами и пытаюсь одновременно натянуть пиджак, — Но у тебя ничего не выйдет, — покончив со своим туалетом, я возвращаюсь обратно.

— И чего же я по-твоему, добиваюсь? — Клаус удивленно глазеет на меня, сидя в кресле. Я прохожу мимо и открываю входную дверь, — Я просто забочусь о тебе, — продолжает он и я не верю своим ушам.

— Заботишься?! — с силой сжимаю ручку двери, — Ты выполняешь приказы отца, а не по доброте душевной таскаешься за мной. Тебе хорошо за это платят.

— Мне жаль, что ты так думаешь, — на суровом лице проступают желваки, но Клаус поднимается с кресла и с грохотом ставит чашку кофе на барную стойку.

— Засунь своё раскаяние поглубже, — я указываю ему на выход.

— Я знаю, какой сегодня день, поэтому не злюсь на тебя, — взгляд, брошенный из-под густых черных бровей, острее бритвы, — Но если ты и дальше будешь позволять себе разговаривать со мной в таком тоне, я перестану тебе помогать, — он выходит за порог.

— Как страшно, — с грохотом захлопываю дверь.

Корпорация «Возрождение» находится в деловом секторе. За время своего существования, из единственного научно-исследовательского института, занимающего изучением ядовитого газа, она разрослась до неимоверных размеров, где работают свыше миллиона сотрудников.

В сферу деятельности моего отца входят финансирование новых проектов и международная торговля. Огромные деньги приносят не только шахты. Благодаря современным биотехнологиям, в лабораториях производят продукцию нового поколения. И это не только медицинские препараты, создание усовершенствованных криокапсул, но и выращивание синтетических органов.

Я выхожу из машины и снимаю солнцезащитные очки. Установленный в полукруге трилистник парит в воздухе. Прищурившись, я несколько минут, наблюдаю, как солнце играет на его гладкой поверхности разноцветными бликами.

Почему я понадобился отцу именно сегодня?!

Вздохнув, я пересекаю уютный дворик и толкаю вращающуюся дверь. Оказавшись в прохладном холле, я сталкиваюсь с группой стражников. Все вооруженные до зубов, они равнодушно следят за моим появлением. Сквозь черную форму проступают стальные мускулы. Никто из них не спешит ввести код, чтобы пропустить меня вперед.

И это происходит каждый раз, как я появляюсь здесь.

Я раздраженно надеваю очки на нос, отгораживаясь от них за темным стеклом. В этом месте личный идентификатор не работает. Я копаюсь в карманах в поиске золотого пропуска, но как назло, мне попадаются одни скидочные карты. Я гневно швыряю их в мусорный утилизатор, жалея, что не проверил раньше.

— Послушайте, ребята, — я поднимаю голову, — Давайте так, — подхожу ближе, — Вы подойдете вон к тому дисплею, — я показываю на селектор, — И вызовете Романа Москвина…

— Пропуск, — холодно перебивает меня стражник, я поджимаю губы, не позволяя грубым словам сорваться с языка.

Какого хрена я должен терпеть такое отношение?