Война маленького человека - Ирина Малышко

Посещение светских мероприятий было одной из необходимых составляющих адаптационного периода моей переселенческой жизни. Я не была частью киевского «бомонда», но с отдельными представителями поддерживала достаточно хорошие человеческие отношения. Я прекрасно понимала, что выстраивание нужных связей является одной из моих приоритетных задач в рамках программы «Надо выжить». Поэтому мне приходилось довольно часто посещать различные мероприятия и участвовать в интеллектуальных тусовках как хороших, так и разных.

Помню свое первое посещение одного светского мероприятия в Киеве сразу после приезда. Все было, как всегда. Женщины в мехах и с голыми, по последней моде, ногами, модные бородатые мальчики, модные короткостриженые девочки в очках с толстой оправой и в мешковатых одеждах, вино в бокалах, организаторы на сцене, разговаривающие сами с собой, толпа зрителей, делающая вид, что увлеченно рассматривает экспозицию. И неожиданно мои глаза натыкаются на совсем молодого парня без ноги, на костылях и в военной форме. Два мира, два полюса нашей реальности, столкнувшиеся на одной территории.

Я не любила светскую жизнь. Мне там было неуютно, я всегда хотела сбежать, но старалась отыграть свою роль до конца. Я не любила все эти висящие в воздухе улыбки, словно из сартровской «Тошноты», поцелуи при встрече, пустые беседы. Но больше всего я ненавидела пророческие светские разговоры людей, в жизни которых ничего не изменилось: «Войну я предсказывал еще в таком-то году, а когда я был в Донецке еще тогда-то, я уже тогда чувствовал этот смрадный запах, стоявший над городом…» Мне смертельно хотелось дать между глаз всем этим пророкам, но вместо этого с застывшей улыбкой Чеширского Кота я бессмысленно моргала глазами, как и положено «блондинке» на светском рауте.

Меня бросало из тусовки в тусовку; от количества событий и новых лиц, появившихся в моей жизни, у меня начинало рябить в глазах. То я оказывалась среди представителей чистого декаданса в его классическом проявлении. Люди говорили только об искусстве, только о «высоком», под хорошее вино в эстетских бокалах. Неспешная умная беседа. Дамы, заламывая руки, рассуждали о своих творческих исканиях. Прекрасный юноша с волнистыми волосами, похожий на молодого Есенина, изъяснялся длинными сложноподчиненными предложениями. Даже упоминания о нынешних трагических, но очень далеких от этих людей событиях в виде войны шли через призму высокого искусства как некая иллюстрация, характеризующая тонкую душу художника. То меня забрасывало на собрание научных мужей и редких научных и околонаучных дам. Перед нами выступала модная писательница, поэтесса. Она себя называла доктором культурологии. Ее внешний вид – синяя косынка-бандана на голове, слегка оттопыривающая ее уши, длинная цветастая юбка в стиле пэчворк, очки «а-ля пенсне» – толкал мое бурное воображение в не менее бурные постреволюционные годы начала прошлого века, когда девушки боролись с любым проявлением буржуазности и требовали, чтобы их любили исключительно за красоту души, а не за внешние женские признаки. Для полноты картины в зале не хватало только революционных матросов в черных бушлатах. Доктор культурологии говорила исключительно о революции и о войне. Она широко шагала по сцене взад-вперед, прямо как Ильич – вождь мирового пролетариата, смело бросала в зал резкие фразы и длинные цитаты, умело защищалась от оппонентов. С ней спорил некий энтузиаст-философ – ну, просто молодой Маяковский. Как это обычно бывает в философско-гуманитарной сфере, всем было все равно, что говорят остальные, главное – озвучить свою точку зрения, и мнение оппонента мало кого интересовало. После всех этих мероприятий у меня только дико начинала болеть голова, а значимых результатов в решении моих насущных задач эта светская суета мне не приносила.

Как ни странно, но на помощь мне чаще приходил виртуальный мир, нежели реальный. Facebook, как всегда, оставался моей палочкой-выручалочкой, где меня и заметил один из моих киевских коллег-философов.

Учитывая мой десятилетний опыт проживания и преподавания в Москве, я в академической среде Украины практически не была известна. С моим российским докторским дипломом мне грозила мучительная процедура переаттестации. Это была довольно длительная бюрократическая экзекуция, проходить которую я в мирное время не видела смысла. Высшую школу я не любила, во всяком случае, в той форме, в которой она была. Из нее я сбежала еще в Москве, и обратно возвращаться мне совсем не хотелось. Но в нынешней шаткой ситуации, став переселенцем и лишившись дома, игнорировать свои докторские дипломы было, конечно, глупо. Я даже нашла себе место в одном из киевских вузов. Им был нужен доктор наук, точнее, человек с ученой степенью доктора философских наук. А мне стабильные 5000 гривен тоже не помешали бы, учитывая необходимость съема жилья. И я отправилась в Министерство образования выяснять, что можно сделать, учитывая мое положение переселенца и докторские российские дипломы. Ответить на мой вопрос там смогли не сразу. Исписав три страницы блокнота телефонами различных отделов Министерства образования, я наконец нашла даму, разбиравшуюся в данной проблеме. Она внимательно выслушала меня и задала вопрос, на который я до сих пор не знаю, что ответить. Дама строго посмотрела на меня и спросила: «А зачем вы в Россию поехали, вам было плохо в Украине?» После разговора с ней стало понятно, что в моих дипломах и монографиях страна не очень нуждается. С академической карьерой было покончено.

И вот через Facebook я знакомлюсь со своим киевским коллегой. И он протежирует меня одной влиятельной даме, которая, в свою очередь, протежирует меня в «высшее общество». Продвигали меня под артикулом «женщина-философ из Донецка».

На первом этапе меня, как «женщину-философа из Донецка», представили в один закрытый бизнес-клуб. По описанию своей жизнедеятельности он больше напоминал мне клуб анонимных алкоголиков, но позиционировал себя исключительно как закрытый клуб, в котором проходят элитарные встречи «без галстуков».

Я должна была присутствовать на «бизнес-завтраке», посвященном вопросам Донбасса, куда был также приглашен один мини-олигарх. Я же фигурировала как «женщина-философ из Донецка» – в качестве представителя культуры. Высокопоставленная дама, протежирующая меня, дала мне задание – хорошо подготовиться. Я неделю добросовестно изучала все материалы. Мне хотелось предстать в лучшем свете. Я даже вспомнила про дресс-код «высшего общества» и пошла к косметологу, задавшись целью сделать свое лицо максимально приличным. От косметолога я вышла с двумя огромными фингалами под глазами, поскольку у меня оказались очень тонкие сосуды. Весь вечер перед «бизнес-завтраком» я завороженно смотрела на свое отражение в зеркале, все больше и больше убеждаясь, что у меня было именно то лицо, с которым можно и нужно говорить о культуре Донбасса. Но с моей подводной лодки обратного хода уже не было. Замазав фингалы тональным кремом, прикрыв их немного круглыми очками в толстой роговой оправе, я снова посмотрела на себя в зеркало. Результат был неутешительным. Тогда я совсем «забила» на дресс-код «высшего общества» и, надев вместо приличных туфель свои любимые люминесцентно-оранжевые кроссовки, пошла на «бизнес-завтрак».