Коллапс. Случайное падение Берлинской стены - Мэри Элиз Саротт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фридрих был не единственным влиятельным жителем Лейпцига, который активно пытался остановить кровопролитие. В городе начали появляться самодельные растяжки, призывавшие к ненасилию; одну из них, желтого цвета, вывесили у церкви Святого Николая примерно в 15:30. Текст на растяжке призывал толпу сохранять спокойствие: «Люди, воздержитесь от бессмысленного насилия, держите себя в руках, оставьте камни лежать на земле». Курт Мазур – дирижер оркестра Гевандхауз – в том же духе обратился к лидерам партии. В тот судьбоносный понедельник музыкант организовал встречу с тремя секретарями партии (коллегами Хаккенберга, но в тот вечер – его подчиненными, ведь он был временно исполняющим обязанности руководителя), а также актером Берндом-Луцем Ланге и теологом Петером Циммерманом. По всей видимости, в тот момент Мазур еще не знал, что Циммерман являлся агентом Штази. Эти шестеро, включая Циммермана, согласились публично призвать стороны к диалогу. Своим призывом к ненасилию, который стал известен как «Обращение шестерых», они надеялись убедить жителей Лейпцига воздержаться от применения силы на улицах тем вечером.
Самый же удачный пример ненасильственного сопротивления, однако, на счету Воннебергера и сотрудничавших с ним активистов. Их ужасала перспектива кровопролития – и вдохновлял пример американского лидера борцов за гражданские права Мартина Лютера Кинга (особенно им восхищался Воннебергер), поэтому они пытались найти способ предотвратить насилие. Они решили напечатать десятки тысяч листовок на ручном мимеографе в приходе Воннебергера с призывом воздержаться от применения силы. Текст листовки выражал сожаление о том, что «в последние недели во многих городах ГДР демонстрации заканчивались насилием». Признавая свой страх, авторы листовки тем не менее призывали демонстрантов сохранять спокойствие. «Насилие всегда порождает насилие. Насилие не решает никаких проблем». Обещая считать «партию и государство ответственными» за их действия, составители листовки заключали: «Сегодня в наших силах остановить дальнейшую эскалацию насилия». Чтобы обойти церковные правила, запрещавшие использовать печатное оборудование для сторонних целей (а именно этим они и занимались), Воннебергер разместил внизу страницы смехотворную подпись: «Для внутреннего пользования церкви». Затем Воннебергер и диссиденты вручную печатали листовки сорок часов подряд – всего больше тридцати тысяч. Поскольку последняя демонстрация привлекла десять тысяч участников, казалось, что на этот раз тридцати тысяч листовок должно хватить. После этого активисты начали раздавать их на улицах, несмотря на всё прибывающие силы безопасности и риск ареста.
Едва ли не единственное, в чем можно было не сомневаться 9 октября, – это то, что вечером произойдет столкновение. Открытыми оставались вопросы о том, каковы будут его последствия и смогут ли те, кто живет за пределами города, увидеть фотографии или видеокадры событий. Покуда власть занималась своими приготовлениями, крошечная тайная группа контрабандистов занималась своими. Годами, сильно рискуя, они делали, а затем вывозили из ГДР аудио– и видеозаписи преступлений режима: как против окружающей среды, так и против собственных граждан. Они знали, что 9 октября станет для них крупнейшим вызовом.
Организатор этой группы «информационных контрабандистов» находился не в Лейпциге и вообще не в Восточной Германии, а в Западном Берлине. Его звали Роланд Ян. В сущности, Ян организовал подпольную журналистскую сеть, координируемую с Запада. Восточногерманский режим его не впускал, а главные его источники фотографий и видеозаписей из ГДР – жители Восточного Берлина Арам Радомски и Зигги Шефке – не могли выехать. Ян, прежде сам живший в ГДР, никогда не встречался с Радомски и Шефке лично, но их связывали общие знакомые, плюс ко всему они нашли надежных курьеров, которые могли перевозить материалы туда и обратно через железный занавес. Лучшими курьерами становились те, чей правовой статус позволял им пересекать границы, минуя досмотр; для некоторых такая привилегия была обусловлена дипломатической должностью, для других, например западных журналистов, работавших в странах Варшавского договора, это было следствием соблюдения положений о правах человека СБСЕ. Вдобавок к этой тайной курьерской службе у Яна были команды западных операторов, выполнявших задания в Восточном Берлине и «забывавших» привезти с собой назад свое оборудование. Радомски и Шефке чудесным образом оказывались именно в тех местах, где забывали дорогостоящее оборудование, и быстро уносили его с собой.
Затем они сами (или иногда с чьей-то помощью) снимали, записывали или еще каким-то образом собирали материалы по всей территории ГДР – особенно в Лейпциге. Крупнейшим своим достижением они обязаны Хонеккеру, пускай и против его воли. Однажды глава ГДР со свойственным ему высокомерием обсуждал возможность проведения в Лейпциге Олимпийских игр. Это заявление иначе как смехотворным не назовешь, однако Хонеккер говорил вполне серьезно. Ян, Радомски и Шефке решили, что недалекое предложение Хонеккера дает отличную возможность рассказать миру об экологических проблемах и урбанистическом упадке Лейпцига. Радомски и Шефке вооружились видеокамерами, которые им контрабандой доставил Ян, и направились в Лейпциг, чтобы подпольно снять документальную короткометражку. В их фильм попали не только ветхие здания, черные от загрязненного воздуха, но и смелые, скептически настроенные горожане, охотно рассказывающие на камеру, что проводить Олимпийские игры в Лейпциге немыслимо. Когда Ян заполучил видео, он договорился, чтобы его показали в телешоу Kontraste – к стыду олимпийского прожектера Хонеккера. Лейпциг, конечно, не стал принимать Олимпийские игры. В дополнение к этой мини-документалке Радомски и Шефке неоднократно снимали Лейпциг во время ярмарок. Они знали, что для Штази сложнее преследовать их (как и других диссидентов), пока иностранные репортеры в городе.
Благодаря многочисленным контактам и поездкам в Лейпциг Ян, Радомски и Шефке были уже хорошо знакомы с городом к 9 октября 1989 года. В частности, Ян потрудился, чтобы наладить контакты с лейпцигскими диссидентами. Он близко общался с с Гезиной Ольтманс, Уве Швабе и Йохеном Лессигом – тем самым мужчиной, чей голос заглушил орган во время переломного молебна в церкви Святого Николая в июне 1988 года. Ян даже устроил (как потом узнало Штази) встречу с лейпцигскими активистами в Чехословакии. Теперь он, Радомски и Шефке хотели во что бы то ни стало заснять события 9 октября, а затем вывезти пленку из страны. Они привезли в Лейпциг технику неделей раньше, 2 октября, но были так напуганы вооруженными силами, что вернулись в Восточный Берлин, так ни разу и не вынув камеру из наплечной сумки.
У двух восточных немцев и Яна была серьезная мотивация для совместной работы, хотя нельзя сказать, что они с рождения были врагами государства и планировали