Коллапс. Случайное падение Берлинской стены - Мэри Элиз Саротт

разогнать несанкционированные демонстрации не только там, но и по всей Восточной Германии. Только за первые восемь дней октября было арестовано свыше трех тысяч человек. Теперь, накануне первого понедельника после годовщины, западногерманские телеканалы отмечали гораздо более грубый тон в общении Восточной Германии с иностранными журналистами. Цель, очевидно, заключалась в том, чтобы отвести все любопытные взгляды от ГДР и особенно Лейпцига, пока там не начался немецкий Тяньаньмэнь.

То, что режим партии СЕПГ имел возможность устроить нечто сопоставимое с событиями на площади Тяньаньмэнь, не вызывает сомнений. В подконтрольных партии вооруженных силах несли службу примерно 600 000 человек. Даже если бы некоторые из них ослушались приказа и отказались стрелять в демонстрантов, перспектива конфронтации с этой силой вселяла ужас. Если бы вечером 9 октября на улицы вышли 50 000 человек (максимальное число по оценке партии), режим все равно теоретически мог выставить нескольких вооруженных солдат против каждого участника протеста. Вопрос был не в том, способен ли режим СЕПГ сокрушить марш, а в том, станет ли он это делать.

В тот судьбоносный вечер режим расставил часть своих вооруженных сил в Лейпциге, приказав им силой не дать протестующим занять всю кольцевую дорогу. Цель состояла в том, чтобы подавить поднимающуюся революцию в обстановке максимальной секретности, что позволило бы смягчить ущерб для международной репутации ГДР. Сохранить молчание своих СМИ было нетрудно, ведь в начале октября они уверенно контролировались государством[17]. Если каким-то свидетельствам битвы за кольцо и суждено было добраться до внешнего мира (главное – до западных телеканалов), то ими оказались бы сделанные тайком и с огромным риском фотографии и видеозаписи, которые затем контрабандой вывезли бы из страны. Поэтому режим также задался целью не подпустить 9 октября к Лейпцигу лиц, имеющих видеокамеру или даже просто связи с западными медиа. В результате не только иногородние репортеры, но и иностранные журналисты, работавшие в ГДР, опасались приезжать в Лейпциг (а если все-таки решались, то выпроваживались из города полицейским эскортом).

Планы властей по прекращению протестов можно было разделить на четыре части. Во-первых, Национальная народная армия успела подготовиться к столкновениям в Лейпциге после того, как отслужила резервной силой в Дрездене. Точные подробности достоверно не известны, но в рамках подготовки солдаты, по-видимому, получили боевые патроны и противогазы. Начальник полиции Лейпцига Герхард Штрассенбург позже скажет, что не знал, как именно и почему была вовлечена армия, и что сам он не запрашивал ее присутствия; более того, его единственной целью той ночью было предотвращение насилия. Это заявление Штрассенбурга совпадает с утверждением другого второго секретаря партии в Лейпциге – Роланда Вётцеля, по словам которого, никто в округе не имел полномочий отдать приказ на выдвижение армейских частей. Их присутствие в Лейпциге наверняка было следствием распоряжения кого-то из Берлина, заключал он.

Вторая часть – Штази – тоже вела обширную подготовку как в своей штаб-квартире в Берлине, так и в лейпцигском управлении. Министр госбезопасности Эрих Мильке лично присутствовал на стратегическом совещании, которое проходило в Берлине в воскресенье 8 октября. После заседания он отправил ответственным подчиненным длинную телеграмму с инструкциями. Тем сотрудникам Штази, которые имели разрешение на ношение оружия, он поручил немедленно вооружиться и ждать дальнейших указаний. Он призвал разнообразные группы так называемых «неофициальных сотрудников» Штази или агентов дежурить в массовом порядке. Также он проинструктировал профильные организации обновить списки политически нежелательных лиц, то есть тех, за кем следовало наблюдать, при необходимости не давая им участвовать в марше. Лейпцигский список позволяет понять, кто есть кто в местном протестном движении. В нем много активистов церкви Святого Николая, включая Уве Швабе и Кристофа Воннебергера. Катрин Хаттенхауэр уже находилась в тюрьме, так что Штази не посчитало необходимым вносить ее в список. Но Мильке и этого показалось мало. Также его беспокоил риск того, что демонстранты могут получить доступ к оружию Штази, поэтому он распространил инструкции о необходимых мерах безопасности. Он также приказал своему министерству воспрепятствовать работе иностранных корреспондентов. Узнав об этом, западногерманский телеканал ARD сообщил, что город Лейпциг полностью закрыт для журналистов. Вдобавок к инструкциям Мильке была подготовлена живая трансляция с камер, установленных на лейпцигских крышах, – чтобы партийные боссы в Восточном Берлине могли в реальном времени наблюдать за тем, как развиваются события.

Третья и четвертая составляющие плана властей (полиция и военизированные отряды) тоже имели свои инструкции на 9 октября. Различие между полицией и военизированными отрядами было несущественным, поскольку партия в конечном счете контролировала и тех и других точно так же, как она контролировала армию и Штази. Однако во время выполнения операций эти организационные структуры были разделены; Народная полиция (давно существующая структура) отчитывалась министерству внутренних дел под руководством Фридриха Диккеля (который, естественно, тоже являлся членом партии). В отличие от полиции, военизированные отряды («боевые группы», как их еще именовали) приходилось созывать специально. Власти не были уверены в том, сколько их членов выйдет на дежурство и насколько хорошо они окажутся подготовлены.

Наконец, помимо этих четырех ветвей собственных сил безопасности, в ГДР имелось приблизительно 380 000 советских солдат, расквартированных по всей стране. К октябрю 1989 года Горбачев успел проявить себя как сторонник мирных реформ. Однако в СССР оставалось немало партийных и военных лидеров, несогласных с его подходом невмешательства к изменениям в Восточной Европе. Позже некоторые из них станут участниками заговора против него. Таким образом, было маловероятно (хотя и не исключено), что вопреки воле Горбачева 9 октября советские войска в Восточной Германии вмешаются в события. Советский посол и де-факто проконсул в Восточной Германии Вячеслав Кочемасов позже утверждал, что он был настолько обеспокоен в тот день, что позвонил командующему советскими войсками в ГДР Борису Снеткову. Посол якобы сказал Снеткову, чтобы в ту ночь он держал своих солдат в казармах. Кочемасов говорил, что Москва его поддержала, но лишь на следующий день. И даже хотя Горбачев не был настроен воинственно, он вряд ли бросил бы немецких союзников. Короче говоря, предполагалось, что Советы не станут лезть в лейпцигский конфликт, но гарантировать этого никто не мог.

Эрих Хонеккер, со своей стороны, дал силам безопасности четкие всесторонние инструкции. Он проинформировал первых секретарей партии, включая Гельмута Хаккенберга, как исполняющего обязанности первого секретаря в Лейпциге, что «следует ожидать новых беспорядков. Их нужно подавлять в зачатке». За день до марша, в воскресенье 8 октября, Хонеккер встретился с ключевыми лидерами партии, чтобы подытожить планы по достижению поставленной цели. На их собрании, по-видимому, присутствовали все лидеры СЕПГ из сферы государственной безопасности, включая все еще возмущенного Эгона