Великая война без ретуши. Записки корпусного врача - Василий Кравков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
21 сентября. Погода днем гнусная, по прекрасной лунной звездной ночи никак не предвидимая. Заплатил ксендзу за взятый у него пуд с небольшим сена, немного молока и картошку 1 р[убль] плюс 1 крону плюс 10 геллер[ов] и в 8 часов пустился в путь-дорогу. Еду, удаляясь от кромешного ада; дорога не представляла обычного запружения войсками, лишь встретил идущие к Радомыслю 18-й саперн[ый] батальон, 18-ю артиллерийскую] бригаду, а еще далее — артиллерийские части 83-й дивизии и 45-й. Проехал Жабно[152], затем Домброву[153], откуда повернул к западу на Липу, последняя дорога была убийственная по своей трясучести, т[а]к к[а]к была устлана поперек дороги уложенными бревнами; непосредственно перед Липой — трясина, из к[ото]рой еле вытаскивали мои кони.
Около 11 дня были уже в Липах — на своей земле. Селение это представляет сплошные развалины — следы артиллерийского] огня, справа и слева все окопы и позиции; сложенные в штабели и так валяющиеся рельсы декавильки, лежавшие всю дорогу, в Закликове[154] же — целое депо вагонеток; очевидно, дело австрийских рук. […]
22 сентября. Погода премерзейшая — дождь и невылазная грязь. Слава Богу, что нет большого ветра. Переночевал у любезного ксендза довольно удобно, предупредительности его ко мне не было границ. […] Пан ксендз именуется настоятелем римско-католического прихода в Закликове Виктор[ом] Игнатьевич[ем] Суским; очень беспокоится и просит ему откровенно сообщить, дабы принять необходимые меры к самоохранению, — могут ли сюда прийти германцы, к[ото]рые-де прут теперь стеной на Вислу и хотят отрезать нашу Галицийскую армию, — или нет?[155] Я ему объяснил, что имеются наибольшие шансы этого не опасаться. В другой половине у ксендза поместились врачи госпиталей 83-й пех[отной] дивизии, жаловавшиеся мне на свою бездеятельность и безостановочное их мотание с места на место.
[…] Около 2 часов дня приехал в Красник[156]-, грязь, не поддающаяся ни описанию, ни даже воображению. Город внутри — чисто еврейский, по окраинам же — польский; евреи заняты более торговлей, поляки же — земледелием. Остановился по указанию магистрата заночевать в одном еврейском семействе, принявшем меня со всеми выражениями преданности[…]
Выбрасываю скоплявшиеся у меня про черный день засохшие куски белого и черного хлеба, так как имею возможность пользоваться мягким. Поехал за город к «казачьим казармам», где расположился штаб 9-й армии, ч[то]б[ы] навести справки о месте нахождения штаба моей армии; с положительностью уверяют меня, что она входит в группу армий Северо-Западного фронта и штаб ее или в Белостоке[157], или же в Гродно[158]. Говорят, что начальником санитарной части армий упомянутого фронта назначили вместо Савицкого (врача) некоего известного Рейнбота![159] Что учинило военное ведомство над военными врачами в текущую кампанию — это уму непостижимо!! Умалением наших прав и ущемлением чувства нашего служебного достоинства за счет уширения первых и возвышения последних у чисто военных чинов — деградацией и подчинением заведующих санитарной частью армии (назначаемых по большей части из корпусных врачей и помощников] окружн[ых] в[оенно]-санит[арных] инспекторов мирного времени) какому-либо, подчас завалящему полковнику в роли заведующего этапно-хозяйственным отделом армии, а также внесением щекотливо-странных взаимоотношений между корпусн[ыми] врачами коронными (кадровыми) и заведующими санитарной частью армии, назначаемыми из дивизион[ных] врачей — ведомство военное грубо и зло надглумилось над нами введением нового устава о полевой службе (уже после объявления войны), ответивши на все домогательства Евдокимова[160] сделать врачей офицерами и на его несчастную реформу, учиненную над Воен[но]-медицинской академией!
23 сентября. Проснулся рано; мои услужливые еврейчики уже изготовили мне чай, подали белый хлеб и даже со сливочным маслом и на придачу сварили всмятку два яйца[161]. Распинаются передо мной и призывают Всевышнего в свидетели, что они во всю жизнь свою в первый раз видят такого большого начальника, к[ото]рый бы так заботился о своем солдате, как я; им кажется необычайным то, что я старался и накормить к[а]к следует своего Лепорелло, и положить его на ночь в тепле, а то «все офицеры крепко ругают своих солдат и не дают им помещаться в одном доме» (sic!). Что ж, это правда и это великое зло, что наше офицерство слишком узколобо смотрит на поддержание дисциплины, полагая, что чем грубей обращение с солдатом, тем крепче-де дисциплина.
[…] Под Собещанеши[162] навстречу попался идущий к Краснику 3-й Стрелковый гвардейский полк[163], люди все — народ свежий, рослый, довольно чистенько одетый; видно, что еще не принявший боевого крещения. Немного далее нагнал взвод Новоингерманландского полка[164], идущий на присоединение к своей части. Это из 3-й дивизии 17-го корпуса! От солдатиков моего когда-то корпуса узнал, что он весь движется теперь к Люблину. […]