Великая война без ретуши. Записки корпусного врача - Василий Кравков

13 сентября. Стоим на том же месте, т[а]к к[а]к не все части корпуса подтянулись к назначенным им пунктам. Погода хорошая[129]. […] Много канители по приближению головных этапов к войсковым частям. Прошу телеграммой уже не в первый раз заведующего этапно- хозяйственным] отделом армии, ч[то]б[ы] он прикомандиров[ал] к корпусу хотя бы два непроданных дивизии полевых госпиталя для действия их в качестве промежуточных предголовных этапов или же придвигал гораздо ближе этапный пункт. […]

14 сентября. […] В полдень пришли в Жолыню [130] — местечко вроде нашего уездного городка. Грандиозный костел, к[ото]рый мог бы быть украшением и любой нашей столицы. Зашел туда. Масса молящихся — целая, показалось мне, тысяча: справа — женщины, слева — мужчины; все хором пели, но пение унисонное и без органа, т[а]к к[а]к органист забран на австрийскую службу… […]

Против костела стоит изящный крест каменный на постаменте с изваянием распятия Христа, под ним надпись:«Grunwald, 1410–1910». В квартире же ксендза — картина, изображающая «Polonia, Konstytucya 3-go maja 1791 roku»[131].

Наши солдатики очень нуждаются, между прочим, в табаке; трут теперь в порошок дубовые листья и их курят; «добре только от этого табака кашляется», — заявляют они. Из подвалов ксендза достали несколько бочонков превосходного пива. […]

15 сентября. Погода хмурая, с полудня же — слезливая. Воспользовавшись дневками и нашего штаба, и всех частей корпуса, поехал в санитарную инспекцию 70-й пех[отной] и 3-й грен[адерской] дивизий в Стоберне[132], верст за 25 от Жолыни через Ракшаву[133], Веглиске[134], Залесье[135], Медынь[136] в сопровождении двух казаков; дорога пролегала по лесам, перелескам, простокам и холмистой открытой местности, с левой руки — к югу — виднелись в туманной дымке очертания высившихся к небу Карпатских гор; лес по преимуществу — хвойный. Ехал руководимый картой-десятиверсткой да расспросами крестьян, указывавших мне направление, названия и расстояние попутных деревень («тенде», «просто» — значит «прямо», «километр», «пулкилометра»), В Стоберне — большой камень, на к[ото]ром иссечена надпись: «Grunwald, 1410–1910».

Осмотр нижних чинов означенных дивизий представил столь же потрясающую по трагизму картину, как и чинов 46-й дивизии: люди положительно голодают — недостает положенного количества хлеба, сухарей, крупы, даже соли и мяса. Жители теперь все от солдат прячут и зарывают. Выражение лиц у солдат — как у сфинкса, устрашающе-загадочное. Такое бедственное положение относительно питания долго продолжаться не может и должно разразиться катастрофой! Все это следствие полной неустроенности тыла; вопиющее также положение относительно] эвакуации раненых, оказывается, до сего времени нет полевой эвакуационной комиссии, вследствие чего безо всякой сортировки и отбора раненые легко, напр[имер] в палец, наравне с тяжело раненными засылаются далеко в тыл. Вот плоды евдокимовской милитаризации военных врачей! Врачи как офицеры — что, по-моему и нужно было ожидать — с трезвоном провалились! […]

Только что приехал обратно в Жолыню, как неожиданно для меня предъявлена мне была следующего содержания телеграмма, посланная Главным военно-санитарным управлением еще 28 августа: «Высочайшим приказом 17 авг[уста] действительный] с[татский] с[оветник] Кравков назначен заведующим санитарной частью 10-й армии»… Где эта армия — наверное, только вновь формирующаяся — неизвестно, секрет, и, прежде чем ехать в ее штаб, предстоит предварительно съездить в штаб главнокомандующего — в Холм. В общем, новым своим назначением я доволен — меньше буду испытывать трепатни, к[ото]рая стала меня сильно утомлять, выйду из этой грязи постоянной, от которой начинаю вшиветь, и буду жить более оседло, а главное — не буду воочию видеть и мучительно созерцать людское горе, к[ото]рому также не могу помочь, как ковшом вычерпать море; кроме того — вырвусь я окончательно из этой ненавистной мне банды штаба 25-го корпуса! […]

16 сентября. Преотвратительная осенняя дождливая и слякотная погода при сильном ветре, пронизывающ[ем] буквально до костей. В 9 часов выступил со штабом на СЗ — Ранишув[137], верст за 25, через Подлесье[138], Соколув[139]. Дорога раскисла до необычайн[ости], но благодаря песчаному грунту оказалась более сносной, чем в Маньчжурии; пролегала по большей части по хвойным лесам и перелескам; дождь с градом и ужасным ветром лил все время. Солдатики, очевидно голодные, шли кто покрывшись клеенкой из-под шахматн[ого] стола, кто какой-н[и]б[удь] женской кацавейкой, кто на одну ногу обутый в австрийские штиблеты; до слез жалкое зрелище! Во взглядах их я читал что-то зловещее и укоризненное по нашему адресу, едущих в экипажах, и даже как бы постигающее, знаем-де мы вас, заставляющих-де нас, навозников, ради ваших барских прихотей теперь жертвовать своей жизнью… […]

Предполагаю к послезавтра ликвидировать свои дела в штабе и поеду в ставку главнокоманд[ующ] его для разыскивания местонахождения] штаба моей армии. […]

Залег в кровать часов в 9 вечера. Свалился от усталости как сноп. Ночью от тревожных дум — к[а]к-то я один, без переводчика, буду скитаться по австрийским деревням, со скрытым неудовольствием и враждебностью нас встречающим, — в розысках штаба 10-й армии, о к[ото] рой только известно, что она формируется из сибирских войск («японская» армия!), а где пункт формиров[ан]ия ее, никто не знает (все «секреты»!). […]